Нина Молева - Камер-фрейлина императрицы. Нелидова

— Но согласитесь, когда ребёнок съедает слишком много сладостей, он не в состоянии отдавать себе отчёта в последствиях — расстройстве желудка, недомогании, которое — и взрослые это знают — неизбежно наступит. Значит, взрослым необходимо — для блага ребёнка — соблюдать иной порядок, блюсти правила.

— Вы полагаете, ваше величество, вообще отказаться от театральных представлений?

— Они неуместны для девиц благородного происхождения. Иное дело танцы, но и то не для выступлений перед публикой. Девица благородного происхождения не должна себя выставлять напоказ. Она прежде всего мать семейства, воспитательница своего потомства. Я до сих пор не могу примириться с моей утратой, что покойная императрица лишила меня возможности участвовать в воспитании моих старших сыновей.

— Но это не лишило вас, ваше императорское величество, ни сыновней почтительности, ни искренней их привязанности.

— Катерина Ивановна, в вашем голосе есть ноты сочувствия — я их явственно слышу. Но мы говорим сейчас о деле. Любовь к родителям предполагает прежде всего истинную сердечность. Только сердечность способна оправдать все те горести, которые приходится испытать родителям за время воспитания ребёнка. Понимаю, вам это незнакомо, но поверьте моему материнскому опыту: это лучшая и единственная награда. Но — я снова вынуждена перебить самою себя — любое обиженное судьбой дитя должно иметь свою, хоть маленькую сатисфакцию. Поэтому я пыталась добиться повышения приёмного возраста для монастырок, как звала воспитанниц вашего института покойная императрица, но это мне не удалось: император оказался совершенно непреклонен. Он убеждён, что чем раньше дитя попадёт в руки специальных воспитателей, тем лучших результатов удастся добиться. Его величество в принципе не согласен с методами воспитания, принятыми в России. В этом он полностью следует покойной императрице.

— Ваше величество, если мне позволено будет высказать моё мнение, покойная императрица руководствовалась, по-видимому, несколько иными принципами. Она хотела образовать новую породу людей, способных к собственным суждениям. Я сама слышала, и не раз, как государыня повторяла, что ранний приём детей в учебные заведения позволит их освободить от ферулы Домостроя и даст основание для независимых суждений.

— Мой бог! И это в противовес семейным традициям и укладу? Государство вольнодумцев и бунтовщиков! Нет, в моей империи ничего подобного не может быть. Дочери должны повторять опыт матерей, матери — бабушек. Именно так будет перестроено воспитание повсюду. Кстати, вы знаете что-нибудь о воспитательном доме?

— Воспитательном доме, ваше императорское величество? Пожалуй, ничего, кроме восторженных дифирамбов господина Бецкого и тех из воспитанников, которые стали украшением придворного театра и Академии трёх знатнейших художеств.

— Вы опять о том же, Катерина Ивановна, и на этот раз в отношении простонародья. Вот видите, вы сами подтвердили мои опасения, что занятия искусством снимают преграды между сословиями, а такое недопустимо. Каждый должен знать своё место в обществе и ограничиваться пространством, выделенным его сословию. Порядок — вот что должно быть прежде всего! И, думаю, что в этом император меня полностью поддержит, не правда ли?

— Ваше величество, мне не приходилось слышать высказываний императора на сей счёт.

— Мне тоже. Но я знаю направление его мыслей. Оно всегда было полностью мне открыто, просто не было возможности поддержать его должным образом. Зато теперь! Это станет настоящей моей империей, и вы мне в том будете помогать, не правда ли?

— Воля императрицы не может не быть для меня законом.

— И руководством к действию, Катерина Ивановна. Мы слишком много времени потратили впустую, не заботясь о прямых нуждах нашего общества.

Наши сеансы /портрета императрицы Марии Фёдоровны/ происходили после обеда, так что император и его два сына, Александр и Константин, обыкновенно присутствовали. Августейшие посетители не стесняли меня ничуть, потому что император, единственный, кто бы мог меня стеснять, был очень со мною любезен. Однажды, когда подали кофе и когда я была уже у мольберта, он сам принёс мне чашку и ждал, чтобы я выпила её содержимое и вернула ему. Правда, в другой раз я была свидетельницей довольно дикой сцены. Я была занята устройством ширмы за императрицей, дабы получить спокойный фон. В минуту отдыха Павел начал делать тысячи прыжков, совсем как обезьяна; он царапал и скрёб ширму и делал вид, что на неё взбирается. Игра сия продолжалась не малое время. Александр и Константин, по-видимому, страдали, смотря на отца, проделывающего столь нелепые шутки перед иностранкою; и, признаться, мне самой было неловко за него.

Из «Записок» художницы Виже-Лебрен.

— Государь, надеюсь, вас порадует известие, что над задачами образования девочек мы работаем в полной комитиве с Катериной Ивановной. Нелидова вполне поддерживает мои соображения и, мне кажется, вполне обрела себя в новых обязанностях.

— Почему это должно меня радовать или хотя бы интересовать, ваше величество? В конце концов, это круг ваших занятий, который вы сами себе определили, и можете сами выбирать себе помощников или единомышленников, как вам будет угодно.

— Но вы всегда выражали недовольство по поводу моих соображений относительно поступков и высказываний Екатерины Ивановны. Хочу признаться, я недостаточно понимала эту очень милую особу.

— Даже милую! Как меняет людей время. Но повторяю, это ваше дело, тем более открывать себе новых друзей и доверенных лиц.

— Однако, ваше величество...

— Вы никогда не умели вовремя остановиться в любом разговоре, а став императрицей, и вовсе потеряли чувство меры.

— Но вы же всегда выговаривали мне, а вот теперь...

— Что теперь? Вы хотите меня уверить, что ни с того ни с сего после стольких лет самого близкого знакомства открыли в своей бывшей фрейлине кладезь человеческих достоинств? Так вот позвольте вам сказать, императрица, я одинаково не верю ни вашему прозрению — вы никогда не умели менять своих взглядов и оценок, разве начинать скрывать их за слишком очевидным притворством. Вопрос о Нелидовой — не исключение. Я не верю и увлечению вашему делами Катерины Ивановны. Я слишком хорошо знаком с образом её мыслей.

— Но поверьте, сир, Катерина Ивановна сама согласилась со всеми моими доводами. Я прошу её откровенно высказать своё мнение, и она не оставляет моих вопросов без ответа.

— Не сомневаюсь в превосходном воспитании госпожи Нелидовой. Она знает все тонкости придворного этикета и никогда не допустит самой возможности противоречить монаршей особе.