Зинаида Чиркова - Кабинет-министр Артемий Волынский

Кабинет министров, который она учредила, вскоре стал ведать всеми делами. Остерман, который раньше входил в состав Верховного тайного совета, сумел выйти сухим из воды. Он не подписывал «Кондиции», сославшись на хирагру — болезнь суставов, не позволявшую ему подписывать рискованные документы.

Анна хорошо знала об этой особенности хитрого немца: чуть запахнет жареным, и Остерман немедленно делается болен. То у него желудок, то почки, то приступ хирагры, то ноги отнимаются. И каждый раз она по его болезням определяла, какое положение принимают дела. Но он был ловок и держал нос по ветру во всей европейской политике, везде у него были свои шпионы и доносчики, всегда он знал обо всём, и Анна положилась на его смётку и хитрость.

Старый канцлер Головкин лишь по названию представлял собой политика — ему было уже за восемьдесят, хотя голова оставалась ясной и память незамутнённой, и советы его Анна воспринимала серьёзно. Третьим в Кабинете министров числился князь Черкасский, стоявший в стороне от затеи верховников, но ему по его болезни и старости было совершенно всё равно, начнёт ли войну Австрия или нападёт на Россию Турция. Он предпочитал хороший стол, мягкую перину, но его откровенная лесть и родовитость позволили ему до самой смерти удержаться в составе Кабинета.

В сущности же Анна доверяла только одному Бирону — ему она подчинялась с удовольствием, видела в нём сильного и мужественного человека, ловкого политика, хоть и не замечала, что сама сделала его могущественным и знатным вельможей.

В первую же свою встречу в Петербурге после радостных и взволнованных слов Бирон спросил её:

— Думала ли ты, Анна, как устроить будущность наших детей?

Она удивилась вопросу. Имения и поместья, награды и денежные подарки сделали чету Биронов самыми богатыми людьми в России.

— Разве им плохо здесь? — ответила она вопросом на вопрос.

— Нет, но надобно подумать о том, что с ними станется, когда на свете не будет ни меня, ни тебя.

Он был только на три года старше её, но она с уважением взглянула на своего не венчанного, но фактического мужа.

— Они никогда не станут твоими наследниками, — жёстко продолжил он, — Россия для них закрыта... Но хоть какую-то корону должны они обрести, чтобы наша кровь продолжилась в потомстве...

— Ты хочешь...

Она не договорила.

Да, её дети никогда не будут носить корону, она родила их не в браке и никогда не заикнулась бы об этом никому. Даже сёстрам она не сказала о том, что у неё трое детей, хоть и удивлялись они, зачем взяла она с собой восьмимесячного ребёнка Биронов, зачем привезла его в Россию, оторвав от матери и отца, почему так пристально и бережно наблюдает за его воспитанием. Подозревали, но молчали.

Ах, если бы могла она оставить трон Карлу, ах, если бы могла она признать этого ребёнка своим! Но традиции, старые кровные связи не давали ей права даже думать об этом.

А Бирон продолжил свою мысль:

— Август, король Польский и курфюрст Саксонский, стар. Едва он уйдёт в иной мир, начнётся заварушка. Французы уже давно прочат в короли Станислава Лещинского, тестя короля Франции. А нам важен сын старика — Август. Курляндия формально под протекторатом Польши, Курляндия — её вассал. Ты сама помнишь, как важна была Курляндия для твоего великого дядюшки. Он и держал тебя там только потому, что не упускал выгоды для России, хотя и был там правителем дядя твоего покойного мужа. Если мы потеряем Курляндию, то потеряем престияс и влияние в Европе, потеряем свободный доступ в Балтийское море. Важно решить, кто станет герцогом Курляндии, как добиться избрания и как заставить Францию подчиниться этому решению...

Анна во все глаза смотрела на Бирона. Как стал он рассуждать о политике, как защищает интересы России! Но она тут же поняла, что сейчас его интерес совпадает с русскими интересами.

— Но не сейчас же, — решилась она противоречить.

— Поставить герцогом Курляндии меня, отца твоих детей, сделать наследственной эту корону, увидеть, как Пётр станет герцогом — вот самое заветное моё желание.

Она надолго задумалась. Это было непросто. Она отлично понимала, как возмутится Польша, как встанет на дыбы Франция, как презрительно отнесутся к такому проекту курляндские бюргеры.

— Надо хорошенько обмозговать, — в душе уже согласная, ответила она Бирону.

— Да, и поразмыслить об этом надобно поскорее, пока Курляндию не прибрала к своим рукам Франция, — многозначительно произнёс Бирон.

Пришлось Анне долго размышлять над предложением Бирона. Она ни словом не обмолвилась перед своими советниками, даже не сказала Остерману, которого уже признала как сильного политика, искусного интригана и опытного советчика. Но сама жизнь подсказала ей выход.

Польшу издавна раздирали смута и своеволие сильных панов. Законы и суды не имели там никакой силы, беспорядок в делах управления был полнейший. Ничтожное польское войско было плохо обучено и слабо вооружено, оно не могло защитить страну от внешних врагов, а навести порядок в стране не позволяла вражда между богатыми и сильными кланами знатнейших семей. Ещё Пётр занимал Польшу своими войсками, когда там начались раздоры между сторонниками законного короля Августа II и его противниками — приверженцами выдвинутого шведами Станислава Лещинского. Великий дядюшка Анны восстановил власть законного короля, но не захотел воспользоваться слабостью страны. Он даже не отнял исконно русские земли у Польши, а только подтвердил старые договоры, по которым правительство не должно было чинить никаких обид и утеснений православному населению этих земель.

Но едва русские войска вышли из Польши, раздоры и междоусобица разгорелись с новой силой, знатные и богатые паны не думали о своём государстве, позволяли подкупать себя на сеймах, не дорожили честью народа и всей страны. Гибельная и унизительная эта политика давала возможность странам-соседям вмешиваться в дела Польши, сажать на трон своих ставленников. Франция действовала в таких случаях, как всегда, интригами и подкупом, щедрой рекой золота, а Россия могла воздействовать на дела Польши лишь тем, что было крайне дёшево для неё, — людьми, военной силой.

В 1733 году умер Август II. И уже у гроба покойного короля начался торг. Французы немедленно выделили субсидии, отдали их наиболее влиятельным из польских панов, и те проголосовали на сейме за избрание в короли Станислава Лещинского. После изгнания его Петром из Польши он долгие годы жил во Франции и выдал свою дочь замуж за французского короля Людовика XV.

Но недовольных оказалось много, и они направили жалобу Анне. Паны писали, что выборы были проведены неправильно, что наиболее достоин королевского трона Август III, курфюрст Саксонский и сын Августа II, и в конце требовали военной поддержки.