Зинаида Чиркова - Проклятие визиря. Мария Кантемир

Приказала выпилить несколько больших гладких досок — коротких и толстых, усадила всех братьев за разрисовку их и написание текста значений цветов, и скоро на столе у неё появились эти разукрашенные доски с текстом, написанным крупными рисованными буквами.

Все значения всех цветов, которые она только знала.

Но надо было позаботиться и о разносчиках цветочной почты, и она привлекла нескольких придворных с помощью Толстого.

Екатерина с ухмылкой относилась к хлопотам Марии — узнавала всё через своих многочисленных шпионов, но опять ничего не говорила, а ждала удобного момента.

Петру было не до игр на ассамблеях, он снова занят был шведами.

Как он радовался, что Карл XII погиб — в случайной перестрелке при осаде Фридрихсгаля в Норвегии!

Его главный враг пропал, умер, теперь уже никто не сможет противостоять натиску русских войск.

Но оказалось, что вступившая на престол Швеции Элеонора-Ульрика сделала всё, чтобы мирные переговоры с Россией всё затягивались и затягивались.

Лишь силой можно было принудить Швецию к миру, и летом девятнадцатого года Пётр отправил к шведским берегам адмирала Апраксина с сильным и хорошо вооружённым флотом.

Русские уже овладели к этому времени самыми совершенными приёмами как морского боя, так и высадки десантов.

У местечка Грин высадились русские солдаты, сожгли дотла два больших города, 135 шведских и норвежских деревень, разрушили несколько железоделательных заводов.

А уж само сделанное железо, провиант шведской армии и корма для лошадей сбросил Апраксин в море — шведы остались без провианта, без боеприпасов.

И всё-таки шведы упорно держались своей тактики — затягивали и затягивали мирные переговоры.

Тогда адмирал Апраксин со всей своей армадой высадился совсем недалеко от Стокгольма, в каких-нибудь семи милях от столицы, и железной рукой прошёлся по всем её окрестностям.

Но и это не дало результатов.

Шведы упорно не хотели идти на мир.

Элеонора-Ульрика отказалась от трона, убежала в Рим, чтобы принять христианство, и отдала своему мужу — Фридриху — шведский престол.

И вновь послал свои корабли Пётр к шведским берегам — теперь это уже была эскадра под водительством князя Голицына.

Голицын продолжил дело Апраксина, и в Петербург были торжественно приведены четыре огромных шведских фрегата с множеством пленных.

И это не убедило шведов в том, что с северной соседкой надо дружить.

Генерал Ласси в третий раз отправился в поход на шведские берега — три города были сожжены дотла, больше пятисот деревень разорено, и огромное количество военной добычи поступило в казну Российского государства.

Только после этого опустошительного набега согласились шведы на мирные переговоры.

Пока Пётр занимался военными делами, учреждённые им ассамблеи вошли в полную силу.

Первое же появление больших разукрашенных досок с текстом значений цветов, живые цветы, принесённые в громадных корзинах, и ливрейные придворные, одетые в изобретённую Марией форму, разъяснили молодёжи суть новой игры.

Сначала игра шла вяло, и Мария очень боялась, что ничего у неё не получится, что вся эта смехотворная затея провалится и не вызовет у царя ничего, кроме насмешливой улыбки, но когда она увидела, что и сама Екатерина втянулась в цветочную почту, заставляя перечитывать написанные на досках значения цветов, посылая кое-кому цветочные записки, она поверила в то, что игра привьётся, что на ассамблеях станет веселее.

Игра не только привилась, она продержалась почти целый век, и ещё в XIX веке звучали отголоски этой странной игры, — цветочная почта, придуманная Марией Кантемир, так и осталась в арсенале любовных игр русского общества.

По примеру ассамблей и знатные люди государства начали заводить у себя эту почту.

Молодёжь оживилась — надо было читать и знать правила игры, значения цветов, и теперь уже сами молодые девушки требовали грамоты и учения.

Мир наконец-то был заключён. Отдали шведы России Лифляндию, Эстляндию, Ингрию, часть Карелии вместе с городом Выборгом, а русские вернули шведам всю Финляндию.

Никогда ещё Мария не видела Петра таким.

На торжествах по случаю заключения мира выпито было много вина, жареные быки выставлялись для народа, и фонтаны с вином били в воздух, и вино собиралось в бассейны возле них, казалось, весь Петербург утопает в вине и отборной еде.

Пётр радовался, как ребёнок: война, которая продолжалась с семисотого года, почти двадцать один год, наконец закончилась, и закончилась такой триумфальной победой, что Петру казалось — вот оно, счастье, благоденствие и праздник.

Он был так упоен этой победой, что позволял себе куролесить: пел песни, плясал на столах прямо среди битой посуды и объедков еды, бросал на пол дорогущие венецианские бокалы, и радость, и гордость были на его лице непременной спутницей этих безумств.

Долго заседал Сенат, и каждый раз, возвращаясь с этих собраний, Дмитрий Константинович рассказывал Марии, о чём там говорилось, — она непременно хотела быть в курсе всех новостей, хотела знать, что делает её любимый Пётр, и страстно расспрашивала отца.

Сенат единодушно решил преподнести Петру по случаю великой победы титулы отца отечества и императора и высокое наименование — Великий.

Пётр с достоинством принял эти назначения Сената, обнимал и целовал каждого из сенаторов и говорил только об одном: он работал, чтобы это заслужить, он сделал всё, что мог...

Уже которую неделю висели над Петербургом иссиня-чёрные тучи.

Ветер с моря задувал всё сильнее и сильнее, и тёмные воды Невы пошли вспять. Ветер пронизывал до костей, даже днём, в самые светлые часы, на улице было так темно, словно наступили сумерки. И хотя прорезывались тёмные тучи взрывами фейерверков, устраиваемых Петром по случаю праздника, они тихо гасли, подхватываемые свирепым, мощным напором воздуха.

Мария с ужасом глядела на тёмную воду, уже поднявшуюся из берегов реки и слегка залившую все окрестные улицы, но напор усиливался всё больше и больше, и наконец по всем першпективам, по гранитным мостовым главных улиц побежали настоящие реки.

Они не текли тихо и спокойно, вода бурлила и смывала весь мусор, накопившийся за лето, и обломки деревьев, старые игрушки, выброшенные на свалки вещи крутились и мелькали в пенном вихре прибывающей чёрной воды.

Ещё ни разу за всё время пребывания в столице не видела Мария такого наводнения, не наблюдала, как вздуваются и растекаются по земле многочисленные каналы, как резко и сильно вода идёт не к морю, а обратно.

«И потекут реки вспять», — думалось ей словами из Библии. Но потекут — как это легко и мягко говорилось, а тут чёрные воды словно взрывались, бешено вертелись в водоворотах, завиваясь в воронки и промоины.