Элизабет Фримантл - Гамбит Королевы

Дот скривилась. Все знают, что кому-кому, а Елизавете королевой не быть. Королем будет ее брат, а после него – его дети. Ну а Елизавету наверняка выдадут за какого-нибудь иностранного принца – и скатертью дорога.

В глубине души Дот очень хотелось, чтобы король не вернулся из Франции. Хотя сейчас Катерина перегружена делами, она полна жизни; такой Дот ее не помнила. Напряженная складка на лбу разгладилась, ушла вымученная улыбка. В ней словно зажегся огонь. Она написала молитву для солдат, которые уходят на войну. Ее напечатали и раздали; придворные дамы в восхищении, даже противная Стэнхоуп рассыпается в комплиментах.

Дот бросила тряпку в ведро и вытащила сухую из-за пояса, провела по стеклу и пюпитру для молитвенника. Там тоже укреплен листок с молитвой, сочиненной Катериной. Она похожа на ряд строчек и завитушек, как вышивка на белой рубашке. Дот ненавидит себя за то, что не умеет читать. Она хотела попросить Мег, чтобы та ей прочла, но Мег не до нее; у нее новая подружка, с которой она делится своими секретами. Попросить Катерину Дот тем более не может. Сейчас Катерина должна управлять всей Англией. И Бетти тоже не попросишь. Бетти совсем неграмотная, хуже Дот; она даже имени своего написать не может. Ну, а попробуй Дот обратиться с подобной просьбой к какой-нибудь кухарке, ее поднимут на смех. Здешние слуги и так считают, что она слишком задрала нос и вознеслась не по чину. Кроме того, Бетти не умеет держать язык за зубами; слуги часто хихикают у нее за спиной и называют ее герцогиней Дотти. Бывает, она спускается на кухню, и все вдруг умолкают. Ей не доверяют. Они не знают, на чьей она стороне.

Правда, там же, в буфетной, иногда сидит Уильям Сэвидж; Дот считает, что он кое-чем ей обязан. Сколько книг она прятала под юбкой и передавала королеве! Она непременно попросит его прочесть ей молитву, когда в следующий раз спустится на кухню, хотя Уильям занимался подсчетами все реже и реже; теперь там новый клерк по имени Уилфред. У самого прыщи, а на Дот он смотрит так, словно у нее чума.

Уильяма почти каждый вечер можно видеть в покоях королевы; он играет на спинете. Дот кажется, что даже Уильям Сэвидж, о котором она грезит уже целый год, ускользает от нее со своей музыкой; он поднимается из кухни в другой, утонченный мир, где она лишь невидимка – призрак с грязной тряпкой в руках. Иногда, проходя мимо с растопкой или выполняя поручение королевы, она видела, как его пальцы порхают по клавишам. Они извлекали очень красивые звуки – наверное, такая музыка исполняется и в раю.

Ко дню рождения королевы Елизавета написала стихотворение. Катерина, похоже, больше порадовалась ему, чем даже подарку самого короля – броши, инкрустированной рубинами и изумрудами, которую утром привезли от лондонского ювелира.

– Смотри, Дот! – сказала она, открывая шкатулку. – Изумруды – символ Тюдоров, а рубины – мой. Видишь, как они сочетаются! – Даже не примерив, Катерина передала брошь Дот.

Оставшись одна в гардеробной, Дот приколола ее к своему корсажу. Правда, на ней брошь выглядела совсем не к месту – как лилия среди лютиков; к тому же, снимая ее, Дот уколола палец и запачкала кровью свой белый чепец. Королева читала вслух стихи Елизаветы и вздыхала, словно перед ней письмо от любовника.

Правда, Елизавета очень красиво пишет. Дот видела листочек со стихами накануне – его оставили в классе. Пусть она не умеет читать, но может оценить красивые, ровные буквы, которые вывела Елизавета. Ее немного жаль, ведь родной отец считает ее незаконнорожденной, а ее мать, Боллейн, вообще объявили шестипалой ведьмой; ее казнили за страшные преступления. Да, Дот в самом деле жалела Елизавету, сосланную в захолустный замок Ашридж. А ведь она по праву должна жить во дворце, окруженная придворными, – и, конечно, быть рядом со своим отцом. Правда, в глубине души Дот думала: будь у нее такой страшный отец, как король, она предпочла бы находиться в любом другом месте, даже в мрачном сером замке вроде Ашриджа, чем под его взглядом, от которого дрожат даже великие полководцы.

Когда Мег вернулась из Ашриджа, живо описала большой парк с извилистыми тропинками, огромные сырые комнаты, где они все время жались к дымящим каминам – поэтому их платья пропахли дымом, – холодные коридоры, в которых гуляют сквозняки, и высокие каменные своды. Под потолками там живут летучие мыши, которые кружат и пищат по ночам. Мег, обычно не болтливая, все время рассказывала о ней – Елизавета то, Елизавета се. Дот не возражала; приятно, когда Мег, пусть и ненадолго, забывала о прошлом и становилась обычной девушкой. Но несколько недель назад Елизавета приехала ко двору, и все переменилось.

– А это еще что такое? – небрежно спросила она в день своего прибытия, взмахнув белой рукой и указывая на Дот. Она даже голос не удосужилась понизить.

Мег объяснила, что Дот – верная служанка королевы, что она нянчила саму Мег и что они все вместе приехали из Снейпа. Елизавета фыркнула:

– Как королева терпит, что за ней ходит такая неотесанная девица? Ты видела, какие у нее ручищи?

Но не это самое плохое. Дот знает свое место. И с какой стати принцессе… ведь Елизавета – принцесса, пусть даже всем запрещено ее так называть… с какой стати принцессе вообще ее замечать? Нет, хуже всего, что леди Елизавета, с ее ученостью и знатностью, словно окутала Мег своей паутиной. Они вместе читали книги, учили уроки, спали в одной постели, гуляли в дворцовом парке и катались верхом по дорожкам.

От Елизаветы только и жди неприятностей; это написано у нее на лице. Елизавета не думает ни о ком, кроме себя и, пожалуй, королевы… к королеве она искренне привязана. Как-то Дот заметила, как Елизавета украдкой пнула Крепыша, когда королева отвернулась. Она всех ревнует к мачехе, даже пса. Ей нужна мать. Правда, у нее есть няня, госпожа Астли. Она еще хуже, чем сама Елизавета; еще больше задирает нос перед Дот. Дот все больше ненавидит Елизавету. Даже ее стихами она уже не восхищается. Подумаешь, царапает какие-то стихи, над которыми все охают и ахают. А она не умеет даже читать. Зато у нее есть Уильям Сэвидж. По-настоящему, конечно, Уильям не «у нее». Он лишь в ее мечтах. Наяву она для него лишь посредница, которая носит королеве запрещенные книги. Когда Дот думала об этом, на ее сердце словно ложился тяжелый камень.

Две девушки сели у окна недалеко от того места, где на коленях стоит Дот и протирает мокрой тряпкой плинтусы.

– Что бы ты выбрала, – спросила Елизавета, – уметь летать или быть невидимой?

Дот едва успела прикусить язык, так ей хотелось крикнуть: это наша игра, эту игру придумала я!

– Быть невидимой, – ответила Мег.

– Ты и так очень искусно умеешь притворяться невидимкой, Мег Невилл! А я бы предпочла летать. Представь, как прекрасно взмыть над деревьями, над облаками. Можно смотреть на все сверху вниз, как Бог. – Помолчав, Елизавета продолжила: – Зато невидимка может шпионить за Робертом Дадли. Ведь тебя за него хотят выдать замуж?