Александр Артищев - Гибель Византии

Лонг обернулся на громкий крик. Отброшенная от стены штурмовая лестница встала торчком и на какое-то время застыла в этом неустойчивом положении, щедро осыпая с себя взобравшихся на нее солдат. Затем с ужасающей силой рухнула обратно на стену, переломилась пополам и исчезла в облаке пыли. Одна, всего лишь одна из двух десятков. По остальным же, невзирая на потери, упрямо ползли на стены цепочки неприятельских воинов. Пока еще горожанам удается отражать врага, но Лонг понимал, что положение в любой момент может измениться. Теперь он уже жалел, что не принял предложенную протостратором помощь. Но как он мог поступить иначе, зная, что и у Феофила каждый боец на счету?

— Продержимся, — пробормотал он сквозь зубы, почти уже не веря в успех.

Он подошел к правому боку башни, всмотрелся в кипящую на стенах схватку, выхватил меч и крикнул своим солдатам:

— Пятеро — за мной! Остальным не спать у самострелов!

Выбежав через боковую дверцу башни, он вместе с горожанами отбросил за стены почти уже прорвавшихся турок, затем схватил бочонок пороха, запалил короткий фитиль и залег за каменным парапетом. С завидным хладнокровием дождавшись, пока огонь доберется до конца фитиля, он обеими руками швырнул бочонок в приставленную лестницу. Раздался упругий взрыв, по воздуху проплыло облако дыма.

Кондотьер ладонями стер с лица пыль и копоть.

— Ну вот, полегче стало, — крикнул он и выпрямился в полный рост.

В то мгновение острая боль пронзила ему бедро. Джустиниани непроизвольно дернул ногой и перевел взгляд вниз. Всего лишь стрела, да и то на излёте. Прорвала штанину и на два пальца засела в плоти. Лонг схватил стрелу за оперённый конец и одним рывком извлек ее из тела. Он знал, что будет боль, но не мог представить ее силы. Если бы воины не подхватили его под руки, кондотьер без чувств упал бы наземь.

— Командир ранен! — суетились вокруг него генуэзцы.

— Молчать! — задыхаясь от боли, взревел Лонг.

— Перевяжите меня, но только поскорее.

— Поднимите меня на башню, — приказал он, когда повязка неумело была наложена на бедро.

На верхней площадке он вновь надолго припал к бойнице, время от времени отдавая распоряжения своим подручным. Когда он наступал на правую ногу, в сапоге громко хлюпало: несмотря на корпию и бинты, кровотечение не останавливалось. Неподалеку с громким треском разлетелось в мраморную крошку пушечное ядро. Осколок рассек Лонгу кожу над бровью, глаз начала заливать теплая струйка крови.

— Где этот лекаришка, черт бы его побрал! — заорал кондотьер адъютанту. — Когда он нужен…..

Он смолк, удивленно уставясь перед собой. Всё вокруг стремительно бледнело, таяло и расплывалось как в тумане; в ушах появился неприятный свист. Джустиниани почувствовал, что еще мгновение — и он потеряет сознание.

— Н-нет! — выдохнул он, пытаясь опереться о стену.

Однако каменная кладка уплыла куда-то в сторону и Лонг, загремев доспехами, тяжело рухнул навзничь.

— Командир убит! — во весь голос завопил Доменик и подскочил к упавшему кондотьеру.

— Убит… убит…, - эхом пронеслось среди наемников.

Сразу несколько человек бросилось поднимать Джустиниани. Лонг приоткрыл глаза.

— Нет, он жив! Жив! — послышались радостные возгласы.

— Все по своим местам! — прохрипел Лонг, и оттолкнув от себя солдат, вновь провалился в забытье.

Генуэзцы растерянно смотрели друг на друга. Без сильной, целенаправленной воли кондотьера они вдруг почувствовали потерянными и одинокими, брошенными на произвол судьбы.

— Несем командира на корабль, — настаивал Доменик. — Он потерял много крови, хватило бы и на целого быка! Ну же, берите его поаккуратней.

Четверо наемников, подхватив на руки грузное тело предводителя, поспешили к крутой лестнице. Вслед за ними потянулись и остальные. У выхода из башни Джустиниани очнулся и приоткрыл глаза.

— Что происходит? Куда вы меня несете? — непонимающе спросил он.

Затем, придя в ярость, стал вырываться из держащих его рук.

— Стойте, лигурийцы! Где же ваша доблесть? Куда, от кого вы бежите? Паскудные псы, или вы забыли, что за ваши шкуры хорошо заплачено?!

Отборная ругань сыпалась на головы наемников вперемежку с ударами командирского кулака. Но ландскнехты, молча уворачиваясь от ударов, продолжали уносить прочь от стен беспомощное тело, криками сзывая своих еще продолжающих сражаться земляков. Раздобыв небольшую повозку, они уложили в нее Джустиниани и вовсю нахлестывая лошадей, устремились к пристани.

Первым на покинутую генуэзцами башню взобрался огромного роста янычар с шипастой палицей в руке.

— О-о-о, Аллах! — вопил он, раскручивая обмотанное вокруг груди зеленое с красными полосами полотнище.

— Я, Хасан, отважный и сильный, стал сегодня санджак-беем! Я получу от повелителя много золота и земель!

Он быстро прикрепил полотнище к копью и водрузил знамя на самой высокой точке башни. Вслед за ним поднялся его единокровный брат Селим, на всякий случай прикрывая плечи и голову щитом. Увидев, что все защитники бежали, а его брат сжимает в руке самодельный флаг, он подскочил к Хасану и радостно заколотил его по спине.

Площадка башни быстро заполнялась турецкими солдатами.

— Видишь это? — пожилой горожанин сдвинул мятый шишак на затылок и указал рукой на развевающий над башней флаг.

— Надо убрать это непотребство.

Его напарник, по-видимости сын, юноша лет двадцати, согласно кивнул головой. Вдвоем они развернули камнеметную машину на подвижной оси и младший принялся выверять прицел.

— Сумеешь попасть? — озабоченно спросил пожилой.

Юноша только хмыкнул в ответ. Фрондибола, похожая на огромный колодзенный журавль, находилась в ста с небольшим шагах от захваченной башни, за внутренней стеной города. Вынужденные до того метать снаряды вслепую, оба горожанина впервые воотчию увидели перед собой цель и от того слегка волновались.

— Готов?

— Еще бы. Устроим нехристям восхождение на Голгофу!

Старший извлек из-за пояса нож и наотмашь полоснул по предохранительной веревке. Конец короткой части рычага рванулся вниз, машина застонала от натуги и по широкой дуге метнула оплетенный веревками валун.

— Фью-ю-ю! — подражая свисту, пропел младший, провожая взглядом летящий снаряд.

Когда ветром разволокло пыль, верхней части башни уже не существовало. Вместе с флагом и укрепившимися на площадке турками она почти полностью была сметена метким попаданием камня. Вдали послышался топот бегущих людей. Оба горожанина навострили уши, но их тревога была напрасной — то спешили на покинутые генуэзцами позиции воины протостратора.

Селим, единственный уцелевший из всех взобравшихся на башню турок, не помышлял о своём спасении. Похоже, он вообще ни о чем не думал, а только сидел и смотрел на кровавое месиво, еще недавно бывшее его братом. Он не видел, что к нему через завалы камней пробирается невысокий одутловатый византиец с большим мясницким топором в руке. Он не поднял глаз, даже когда вражеский воин оказался совсем рядом и во все плечо размахнулся оружием. И ничего не успел почувствовать, когда широкий клинок расколол пополам ему череп.