Александр Артищев - Гибель Византии

Глубокая могильная тишина, как свинец, давила на плечи сидящих.

— Это число, вероятно, несколько увеличится за счет прибытия беженцев из прилегающих к городу земель, — продолжал секретарь.

— Как и уменьшится за счет бегства малодушных, — пожал плечами Феофан. — И оно, это бегство, уже началось.

— Количество наёмников и добровольцев, находящихся на данный момент в Константинополе, включая недавно прибывший отряд лигурийского кондотьера Джустиниани, а также экипажи италийских галер, не превышает двух тысяч человек.

Георгий свернул свои записи, вновь коротко поклонился и опустился на стул. Первым нарушил тягостное молчание Феофан.

— Все мы знали об оскудении населения нашей столицы, но цифры, оглашенные секретарем, невольно вызывают удручение.

— Двадцать вражеских солдат на одного ополченца, — в глазах Кантакузина прыгали искорки угрюмого веселья. — И это ещё минимум от вероятного.

— И по одному человеку на три сажени укреплений, — отозвался Феофил.

— А так же обезлюдевшие палубы кораблей, пустые кузни и мастерские, никем не охраняемые дворцы, цистерны, площади, Арсенал, — мегадука на мгновение сбился, затем с ещё большей горячностью продолжил:

— Уважаемый протостратор ошибается в подсчёте: один защитник должен будет оборонять не три сажени стен и башен — на его долю выпадет значительно больше. Трехъярусные сооружения сухопутных стен поглотят без остатка все семь тысяч воинов, которыми мы можем распоряжаться. Что и говорить, нам впору вооружать даже монахов в святых обителях!

— Число монахов, способных носить оружие, я уже включил в список, — бесстрастно произнёс Георгий.

Стратег хлопнул ладонями о подлокотники кресла и громко расхохотался. Нотар на время потерял дар речи.

— Это вызовет недовольство духовенства, — наконец вымолвил он.

— Недовольные будут выражать свои чувства в темнице, — резко ответил император.

— Кому же как не священнослужителям первыми встать на защиту веры Христовой? — насмешливо ввернул Феофан.

Набожный мегадука вздрогнул и покосился в его сторону.

— Итак, подведём итоги, — произнёс Константин. — Помощи ждать более неоткуда, надежда на мир с османами весьма невелика, количество воинов в столице незначительно и, следовательно, оборона Константинополя явится для нас серьёзным испытанием.

— Меня интересует вопрос, — протостратор взглядом испросил разрешения у императора и повернулся к Феофану. — Насколько боеспособна турецкая армия при новом султане. Ведь он, как известно, весьма молод, а значит и лишен необходимого опыта….

— Новый правитель Османской державы действительно молод, — подтвердил дипломат, — но сохранился костяк старой гвардии султана Мурада II. Это испытанные, умудренные жизнью полководцы, не одно десятилетие проводящие завоевательные походы. Они, без сомнения, удержат своего повелителя от опрометчивого шага. Многих из них мы хорошо знаем, некоторые имеют большое влияние на султана.

Феофил с Кантакузином обменялись быстрыми взглядами.

— Есть ли среди их числа те, с кем ещё недавно поддерживались дружеские отношения?

Феофан улыбнулся, отчего лицо его покрылось ещё более густой сетью морщин.

— До недавнего времени часть из них испытывала если не приязнь, то, во всяком случае, уважение и зависть к традициям и культуре нашего государства. Как впрочем и подобает варварам, несмотря на своё зазнайство и похвальбу первобытной силой, преклоняться перед всем, что стоит несравненно выше их по уровню развития. Сам великий визирь, наставник молодого султана и первое лицо при турецком дворе, не раз оказывал нам знаки своего расположения.

— Так может быть…, - Димитрий всем телом подался вперёд.

— Ситуация изменилась, — отрицательно покачал головой Феофан. — Мехмед спит и грезит о захвате Константинополя, а воля владыки для азиатских сатрапов превыше их собственной жизни.

Однако сановники не сводили с него глаз.

"Старый лис опять хитрит», — стратег и протостратор были единодушны в своем мнении.

'' Феофан затеял какую-то новую интригу и, как знать, может его тайные связи с визирем усилят позиции моей партии, и значит появится возможность обойтись без драки», — лихорадочно строил планы Нотар.

«Опять тайны, закулисная игра», — недовольно думал император, — «Недосказанность только вредит делу».

И вслух произнёс:

— У нас в запасе имеется всё для развеивания грёз врагов, а чтобы им спалось не столь сладко, я послал уведомление султану о невыплаченной за последние два года дани.

— Какой дани? — лицо Феофана начало сереть и оплывать, подобно куску тающего воска.

— Дань, которая выплачивается турецким престолом за содержание в Константинополе османского принца Орхана, — жестко ответил император.

Старик вздрогнул, как от удара палкой.

— Не надо было этого делать, государь, — тихо проговорил он. — Ведь это всё равно, что дразнить костью обезумевшую от голода собаку.

— Ты удивлен причинами этого решения? — со скрытой досадой спросил василевс. — Я лишь предупредил своего недруга, что владею сильным оружием против его самовольства. Не знаю, насколько это образумит зарвавшегося юнца, но что заставит призадуматься — в этом я уверен!

Феофан мелко и скорбно качал головой.

— Причины мне ясны, но последствия…… Великий василевс прав в своих словах: получив уведомление, султан задумается, непременно задумается. Если от ярости не потеряет способность мыслить.

— Прошу василевса простить меня, — продолжал он, — что в отличие от венценосных правителей династии Палеологов, я никогда не вступаю в схватку с более сильным врагом на открытой местности и с поднятым забралом.

Лицо Константина потемнело, брови грозно двинулись к переносице.

— Дело сделано и не заслуживает дальнейшего обсуждения. Мне непонятны упрёки, скрытые в твоих словах. Я никогда не сожалею о совершённом мною.

Он поднялся на ноги, давая понять, что совещание подошло к концу.

— Близится рассвет. Ступайте по домам, соратники. С восходом солнца нас ждёт много неотложных дел.

Длинные перекладины паланкина мерно поскрипывали в такт шагам носильщиков, цокот копыт конной охраны звонко отражался от стен погруженных в сон домов. Феофан наклонился к окошечку и сделал знак Алексию приблизиться. Всадник подъехал почти вплотную и перегнулся с седла.

— Василевс Константин имел счастье родиться правителем, а ты понимаешь, что я говорю отнюдь не только о происхождении. Однако Господь, щедро оделив его достоинствами государя, позабыл снабдить мировоззрением опытного политика. Безусловно, тактика хороша и сама по себе, но она проигрывает там, где властвует стратегия. Мало действовать, надо ещё и предвидеть. Жизнь во стократ нелогичнее догм геометрии, где прямая — наикратчайшее расстояние между двумя точками. Тысячелетиями власть в Империи держалась на силе и коварстве: умение перехитрить врага считалось равнозначным бескровной победе над ним. Для достижения своих целей зачастую пускались в ход все средства, мыслимые и неожиданные. Не останавливались даже перед кровосмешением и близкородственными убийствами. Нередко изначально благородные идеи впоследствии подменялись корыстолюбием и жаждой власти, низким предательством и животными страстями. Византия утратила меру добра и зла и за это ответ должны нести потомки. Впрочем, оставим эти бесплодные рассуждения. Я хочу поделиться с тобой другим.