Александр Артищев - Гибель Византии

— Вместе! Разом!! — кричал он, перебегая от гребца к гребцу и чтобы воодушевить людей, хватался за рукояти весел и тянул вместе с ними.

— Лодка Джакомо подбита! — донесся с кормы голос рулевого. — Она перевернулась! Тонет!

Галера качнулась от сильного удара, послышался шум вливающейся в трюмы воды.

— Пришел и наш черед, — заявил Гриони голосом человека, которому больше нечего терять. — Мы тоже подбиты и тоже вскоре потонем.

Он опустился на скамью и вытянул вперед длинные, неестественно худые ноги.

— Так и не успел толком исповедаться. Жаль, припомнил бы веселые денёчки. Такое порассказал бы попу, что у бедняги глаза бы на лоб полезли.

— Гриони! Где ты, мерзавец? Гриони!

— Капитан….?

— Где тебя черти носят? Немедленно отцепляй баржу!

Заккарий без лишних слов помчался на корму.

— Приготовиться к повороту на правый борт!

Грохоча каблуками по ступеням лестницы, Тревизано растрепанной птицей взлетел на мостик.

— На веслах — слушай! Левый борт — грести вдвое чаще! Правый борт — отгребай назад!

Он сам схватился за перекладину руля.

Сильный крен помешал правильно выполнить манёвр: черный силуэт брандера, подобно призраку бесшумно вынырнувший из темноты, пронёсся в опасной близости от галеры.

— Дело сделано, — Тревизано торжествующе потряс над головой кулаками, затем стёр с лица водяные брызги и грязь.

— Держи прямее, на генуэзцев, — приказал он рулевому. — Надо попытаться спасти кого еще возможно.

Все муки ада, о которых некогда красочно вещал приходской священник, показались бы Лонгу в те ужасные минуты детской забавой. Могучие челюсти кондотьера, шутя разгрызавшие толстые кости, крошили теперь в бессильной ярости собственные зубы. Время от времени из его груди вырывалось глухое рычание, в котором страдания было больше, чем угрозы. Внешне спокойный, он не сдвинулся ни на шаг, хотя тело сотрясала сильная дрожь.

Сигнальные костры ярко полыхали на башнях. Люди толпились у кромки пристани, всматривались вдаль, пытаясь разглядеть хоть что-то из происходящего у берегов Перы. Другие, вцепившись в канаты, дружно подтаскивали к причалу пришвартованную неподалеку галеру. Внезапно расплывчатые тени дрогнули, укоротились и обрели чёткие контуры; обширное пространство залива осветилось, как в предрассветный час. Даже не взрыв, а какой-то необычайно мощный хлопок сотряс воздух. Из засверкавшей кроваво-красными бликами воды вырос огненный столб, увенчанный дымно-пламенной шапкой. Она поднималась ввысь, вбирая в себя все новые потоки огня, переливалась всеми мыслимыми оттенками красного и желтого цветов, шипя исторгала из себя хвостатые раскаленные брызги.

— Они успели, они смогли! — какой-то моряк хватил шляпой оземь и как безумный пустился по ней в пляс.

— Они всё-таки сделали это!

Радостный крик разом вылетел из сотен глоток. У подтянутой к причалу галеры возникло столпотворение. Узкий трап не мог пропустить всех желающих, наиболее нетерпеливые с разбега перепрыгивали через борт и в кровь раздирая себе пальцы, карабкались на палубу.

Слышался звон оружия, доносились проклятия и грохот разбираемых весел.

— Вызволим храбрецов!

— Спасем наших братьев!

Десятки абордажных багров упёрлись в причал; тяжелое судно медленно отошло от берега и быстро набирая скорость, поплыло вглубь залива. За галерой спешили весельные лодки, в которых разместились те, кто не успел подняться на большое судно.

Лонг повернулся и понурив голову, направился к воротам порта. Он казался уже не тем человеком, который еще час назад излучал энергию, силу и уверенность в себе. Неожиданный провал хорошо продуманного плана настолько подкосил его, что кондотьер сейчас мечтал об одном — лечь и надолго забыться сном без сновидений.

Взрыв брандера не был губителен для османского флота: предупрежденные кем-то заранее, турки отвели основную часть своих кораблей к северо-восточной части залива, к границе мелководья, за которой начинались болота. Из судов, оставшихся у берегов Долины Источников две галеры и еще с десяток феллук перевернулись от поднятых взрывом волн; четыре биремы сгорело, накрытые огненным шквалом. Пожары, вспыхнувшие на других кораблях были быстро загашены смоченными в воде воловьими шкурами.

Потери защитников были ощутимее. Хотя галера Тревизано поспешила на выручку генуэзцам, спасти тонущее судно было невозможно. Подобрав тех, кто еще держался наплаву, венецианские моряки направились к берегу, хотя под тяжестью принятых на борт людей, и воды, заполняющей трюмы, поврежденное судно потеряло в скорости и стало оседать еще быстрее.

Турецкие феллуки, как волки, рыскали в темноте. Перегруженное, тонущее судно могло стать для них легкой добычей, если бы не подоспевшая от берега галера. Венецианский корабль был взят на буксир и быстро доставлен в порт. К всеобщей скорби среди спасенных не оказалось ни одного человека с лодки Джакомо Кока; по-видимому даже тем, кому посчастливилось уцелеть и вплавь добраться до берега Перы, была уготовлена незавидная участь пленников.

С наступлением рассвета, воодушевленные ночной победой, турецкие капитаны двинули свои суда в атаку. Навстречу им устремились горящие жаждой мести христианские моряки. Флотилии сошлись в центре Золотого Рога, напротив западной оконечности Галаты. После ожесточенного четырехчасового боя, несмотря на трехкратное преимущество, турецкие корабли были отброшены назад и укрылись под защитой своей береговой артиллерии.

Хамза-бей, правая рука Саган-паши, рвал бороду с досады: он не желал боя, но был вынужден выполнять волю султана. Теперь ему, едва получившему столь высокий пост первого помощника флотоводца, приходилось отправляться к двору владыки и там оправдываться за новую неудачу.

Но и защитникам города битва обошлась недешево: хотя основательно и потрепав суда турок, христианский флот потерял один корабль, около сотни моряков было убито, но главное — не удалось выбить неприятеля из Золотого Рога. Угроза Константинополю от этой небольшой победы не стала меньше. Не раз горожанам вспоминалось, что именно оттуда, через наиболее уязвимое место два с половиной столетия назад прорвалось за стены крестоносное ополчение европейских стран.

Минули века, крест сменился полумесяцем. Стоящий на подступах к городу враг говорит уже на другом наречии и молится другому богу. История повторяется с удручающим однообразием: на смену одним завоевателям вскоре приходят другие. Так и морской прибой, удар за ударом стачивает скалы на своём пути, превращая их обломки в серую, обкатанную, безликую гальку.

Последующий день оказался для горожан новым испытанием: султан повелел учинить публичную казнь участников ночной вылазки.