Александр Артищев - Гибель Византии

Кантакузин подъехал вплотную к кондотьеру.

— Мне кажется, мастер, ты превышаешь свою власть. У подданных Империи есть свой суд и государь и только им дано право определять меру вины и наказание за него.

— Ты прав, мастер, — огрызнулся Джустиниани. — Безусловно, это так. Но вверенном мне корпусе наемных солдат суд вершит командир, то есть я!

Оцепление гвардейцев у края площади раздалось в стороны. Вслед за ними расступились и другие. Император в сопровождении Луки Нотара и Феофила Палеолога медленно въехал с середину людского кольца.

Некоторое время от молча обводил взглядом толпу. Над площадью зависла тишина, лишь слышались хрипы и стон покалеченных в схватке.

— Позаботьтесь о раненых, — первое, что произнёс он.

Только после этих слов многие как бы очнулись. Часть наемников бросилась поднимать своих истекающих кровью товарищей, другие неловко прятали оружие в ножны или за спину или за спину.

Выждав некоторое время, Константин заговорил вновь:

— Пусть виновники происшедшего, под которыми я подразумеваю вожаков обоих сторон, приблизятся ко мне!

Разделенные цепью гвардейцев, венецианцы и генуэзцы порознь приблизились к василевсу. Лонг приметил в числе прочих своего адъютанта, Доменика, который несмотря на довольно потрепанный вид и в кровь разодранную щеку держался с вызовом и нагло, как бы стараясь всем своим видом показать, что он в этой истории — лицо не последнее. Кондотьер недобро сощурил глаза.

— Я спешил сюда, чтобы примирить вас, — произнес император. — Напомнить, что каждый день войны уносит из наших рядов десятки, а то и сотни сограждан и единоверцев. Людей, достойных гораздо более лучшей доли, чем смерть в расцвете сил и лет. И хотя бы в память о погибших призвать вас не затевать распрей между собой. Но то, что я увидел, превзошло мои самые худшие предположения.

Он приподнялся на стременах и голос его налился гневной силой.

— Неужели вы забыли, как еще вчера сражались бок о бок и плечом к плечу? Как каждый день шли в бой за Веру и за Славу? Как без страха в сердцах повергали врага, метали свинец и огонь навстречу исчадиям ада? Всё забылось в мгновение ока! Для этого достаточным оказалось лишь несколько брошенных сгоряча обидных слов.

Горечь и упрёк звучали в голосе императора.

— Мне стыдно за вас, христиане! Стыдно и больно. Я, государь, скорблю о содеянном вами!

Он поворотил коня и медленно удалился с площади. Вслед за ним потянулись димархи и свита. Стараясь не поднимать друг на друга глаз, неся на себе убитых и раненых, стали расходится и участники ссоры.

Нотар приблизился к протостратору и громко, так, чтобы было слышно и Лонгу, спросил:

— Не приходит ли на память мастеру Феофилу басня о человеке, пригревшем у себя на груди змею?

Палеолог не ответил. Мегадука продолжал, уже не в силах сдержать яда в голосе:

— К чему нам латиняне, пусть даже преисполненные храбростью и воинским умением, коль скоро эти качества оборачиваются против нас?

Он открыто взглянул в бледное от бешенства лицо кондотьера и усмехнулся.

— Одной рукой они помогают нам, другой — упрощают задачу султану. Наглядный тому пример — двуличие Галаты и сегодняшняя междоусобица. Возможно, когда-нибудь они сделают окончательный выбор, но будет ли он в нашу пользу, я не уверен. Ведь человеку чаще всего всаживает меч в спину тот, кого он прикрывает своим телом.

Лонг резко дёрнул коня под уздцы и отъехал в сторону. Палеолог недовольно нахмурился.

— Сдержи свой язык, Лука. В лагере наших союзников розни хватает и без твоих обдуманно-неосторожных слов. Наберись терпения. Пусть только Господь дарует нам победу, а после мы найдем способ без хлопот избавиться от тех, кто незаслуженно чувствует себя хозяином на нашей земле. И не позволяй себе забывать, что эти люди, несмотря на многие свои недостатки, делают то, от чего без тени колебания устранились все прочие — жертвуют ради нас своими жизнями.

Спустя несколько дней после казни христианских моряков, у берега Перы началось строительство плавучего моста. Давно вынашиваемый замысел Саган-паши, подкрепленный расчетами заморских инженеров, стал приводиться в исполнение.

Были раздобыты и доставлены к побережью тысячи пустых дубовых бочек. Опытные бондари трудились, не покладая рук, с особой тщательностью заклёпывая днища и обмазывая доски древесной смолой и густым нефтяным пеком. Тут же, неподалеку, сотни плотников сколачивали из бревен щиты и покрывали их затем досчатым настилом. Бочки складывались по четыре в ряд, затем спускались на воду и крепились канатами к предыдущим. Когда длина понтонов становилась достаточной, они устилались покрытием из бревен и досок — ширина была таковой, что по мосту, не теснясь, могли идти пять воинов одновременно или спаренная колонна всадников.

Параллельно сооружались плавучие платформы, на которых предполагалось перевозить орудия и стенобитные машины. Для защиты от возможного обстрела на плотах крепили обтянутые воловьими шкурами щиты из досок. Работы велись с рассвета и до заката. Плавучий мост удлинялся прямо на глазах и покрывал уже две трети расстояния через залив. Но строительству не суждено было завершиться: в полдень от башни Полация ударили камнемёты.

Хотя турки и предвидели возможность обстрела, они не сомневались в том, что пушечному ядру, а уж тем более снаряду из катапульты не под силу пробить двухслойный бревенчатый настил. Вероятность тарана гребными судами или поджога вражеским брандером была значительно выше и потому принимались дополнительные меры безопасности: пушки на защитных платформах, плавучие мины, представляющие из себя легкие подвижные плоты с бочонками пороха и с фанатиками-гази на бортах, готовыми в любой момент поджечь фитили. Для вящей уверенности беспрерывно курсировали неподалеку от строящегося моста турецкие быстроходные галеры, способные отразить неожиданную атаку противника.

Единственное, что не учли осаждающие — это греческий огонь, знаменитую горючую смесь, обессмертившую имя своего создателя. Именно это средство вновь, как и несколько дней назад, задействовали византийцы.

Вода вокруг понтонов вспенилась и забурлила под градом глиняных горшков.

Черные маслянистые комки, всплывая из затонувших снарядов, метались по поверхности волн и изрыгая из себя трескучее пламя, прилипали к торчащим из воды бревнам. Настил, частично успевший пропитаться влагой, занялся не сразу: до тех пор, пока несколько горшков не разбилось о доски, с начинающимся пожаром удавалось бороться. Вскоре все попытки стали тщетными — чадящий огонь, от присутствия воды разгорающийся еще жарче, быстро, подобно пролитому маслу, растекался по заливу, охватывая все новые и новые участки недостроенного моста.