Александр Артищев - Гибель Византии

Среди работников поднялась паника. Люди бежали прочь, вместе с кожей срывая с обожженных тел остатки тлеющей одежды. Те, кому пламя отрезало путь назад, метались вдоль плотов, истошно вопя и призывая на помощь. Наиболее отчаянные бросались в воду и плыли к берегу, зачастую навсегда исчезая в завесе дыма и огня.

Гулко взорвалась одна из плавучих мин, разбрасывая в стороны пылающие доски. На других смертники-гази, не надеясь на скороходность своих плотов, побросали бочки пороха в воду и сами попрыгали вслед за ними. От поднятой взрывом волны перевернулись две тяжело груженные сторожевые платформы с пушками на бортах; выделенные для охраны моста галеры, гребцы на которых с немыслимой быстротой махали веслами, резво уносились прочь от огня.

Обстрел вскоре прекратился: пожар разгорелся так, что в дополнительной трате греческого огня уже не было смысла. К вечеру от большей части плавучего моста остались лишь обугленные бревна и бочки, качающиеся на волнах подобно поплавкам гигантской рыболовной сети.

Саган-паша, пряча под светлой бородой в кровь искусанные губы, приказал капитанам кораблей приблизиться к стенам Константинополя на пушечный выстрел и начать навесной обстрел города: против самих укреплений пушки были бессильны. Командиры нехотя повиновались — бессмысленность приказа, продиктованного скорее местью, чем рассудком была очевидна многим. Обстрел прекратился лишь с наступлением темноты. Было сожжено значительное количество дорогостоящего пороха, израсходовался почти весь запас ядер. Две пушки разорвались, попортив борта своих галер и погубив большое число гребцов. Ответным огнем из крепости была подбита небольшая каррака, неосторожно приблизившаяся к стенам; несколько галер в перестрелке с ромейскими пушкарями лишились своих мачт.

Для горожан урон от обстрела оказался на удивление невелик: ядром разрушилась стена давно опустевшего жилого дома и незадачливый прохожий был насмерть задавлен выбитой из крыши деревянной балкой.

Поняв бесплодность такого рода атак, Саган-паша приказал подвести себе коня и в сопровождении своей свиты отправился к султану — он намеревался умолить Мехмеда позволить ему крупными силами штурмовать Морские стены. Задача была нелегка: после недавних событий султан ревниво оберегал свой флот от столкновений с противником. Кипя от бессильной ярости, паша оттачивал в уме каждую фразу, чтобы не только оправдать себя за свой неудачный план, но и в выгодном свете представить перед сановниками все происшедшее днем.

С рассветом пять наиболее крупных галер, в сопровождении нескольких десятков более мелких судов, приблизились к берегу, неподалеку от ворот Святого Марка. Несмотря на обстрел из камнеметов (борта кораблей предусмотрительно были защищены оплетенными виноградной лозой щитами), флотилии удалось вплотную подойти к укреплениям и бросить якоря. Особого вида перекидные мостки, более похожие на штурмовые лестницы, были прислонены к стенам и по ним, качаясь в такт прибою, быстро полезли вверх серые фигурки турецких моряков.

Так как этот участок стен защищался лишь небольшим смешанным отрядом из горожан, пизанских колонистов и послушников из близлежащего монастыря, штурм удалось отразить не сразу.

Филофей медленно шел по улице, подметая булыжник полами сутаны. Редкие прохожие с поклонами уступали ему дорогу, но священник не замечал их — его глаза были прикованы к крепостной стене, над которой ветер поднимал клубы дыма. Пальцы старика перебирали четки, губы безостановочно творили молитву. Там, на стенах, во славу Всевышнего отдавали жизнь люди, восставшие против прихода в мир царствия Антихриста, Князя Тьмы, Зверя, явившегося из преисподни, чтобы погубить род человеческий.

Он шел, вспоминая богослужение прошлого дня, когда ему, духовному пастырю, благоговейно внимали те, кто вверил души свои и сердца вечнопристной Святой Троице. Он рёк им и голос его, эхом отражённый от стен, проникал в сознание людей, как откровение свыше.

— Храните в себе, как святыню бесценную слова апостола нашего Иоанна: «Духа Божия и духа заблуждения узнавайте так: всякий дух, исповедующий Иисуса Христа, пришедшего к нам во плоти, есть от Бога. Всякий же дух, который не исповедует Иисуса Христа, пришедшего во плоти, есть не от Бога. Это дух Антихриста, о котором вы слышали, что он придет, и теперь он есть уже в мире».

Не поддавайтесь искусу, братья мои и сестры, ибо Антихрист ложью соблазнит вас, чтобы ввергнуть отступивших от учения Спасителя в пучину вечного мрака и страдания!

Он набрал полную грудь воздуха.

— И для того, чтобы укрепиться в сердце своем, братья мои и сестры, мы вместе пропоём псалом, хвалу Премудрости Божией.

Он взмахнул руками и подьячие и мальчики-служки дружно затянули мелодию священной литургии. Им вторили голоса молящихся.

Литургия окончилась. Горожане с просветленными лицам расходились по домам. Но Филофей не мог уснуть до утра. Мысль о чудовищных испытаниях, посылаемых Господом его пастве, всю ночь напролёт мучила священника.

С восходом солнца решение, как сама истина простое и ясное, пришло к Филофею — он отправится на стены и вместе с воинством Христовым станет отражать врага. Пусть даже за всю жизнь ни разу не коснувшийся оружия, там он будет необходим: он будет причащать стоящих на пороге смерти, даровать утешение перед лицом Вечности, помогать раненым и ободрять надломленных духом людей.

И сейчас он шел к Морским стенам города, где вражеский десант на кораблях предпринял в тот день отчаянную попытку прорвать оборону.

У самой лестницы на крепостную стену возникла небольшая заминка: молоденький ополченец с прыгающими страха губами пытался не пропустить Филофея.

— Не надо туда ходить, святой отец, — горячо убеждал он, загораживая телом проход. — Там нехорошее место, там убивают.

— Не мешай мне, сын мой. Пастырь не должен покидать свое стадо.

Отстранив юношу рукой, придерживая полы сутаны и покряхтывая на каждом шагу, он медленно поднялся наверх.