Серж Арденн - Черный граф

И вот, близко к полудню, в теплый сентябрьский денек, невдалеке от стен Анжера, со стороны аббатства Сен-Серж, появился экипаж, в сопровождении двух всадников. Узрев издалека до боли знакомый пейзаж, любимого города, встречавшего путников, взмывшей ввысь колокольней бенедиктинского аббатства Сент-Обен и, словно кружевными, шпилями собора Сен-Морис, на лицах де Сигиньяка и де База, проступило то благодушие, какое каждый раз испытывает человек, вернувшийся домой, после длительного отсутствия.

Проследовав за каретой в арку городских ворот, анжуйцы, оказавшись на улицах родного города, почувствовали себя дома, влившись в толпы горожан, болтавших на особом ойльском говорке, том изумительном диалекте Ланг д,ойль, на основе которого сложился старофранцузский язык. Хорошо знавшим город дворянам не составило труда отыскать гостиницу «Королевская лилия», что располагалась на площади Святого Креста, выходя фахверковым фасадом, увенчанным островерхой крышей с каменными дымоходами, к тыльной части Сен-Морис, а флигелем на улицу Сент-Обен.

Как и было условлено с графом де Рошфором, путники прибыли именно сюда, остановившись у двери харчевни, откуда доносились голоса немногочисленных посетителей, заглянувших в обеденное время под своды старой таверны, чтобы отведать стряпни здешних поваров, вот уже четверть века радовавших горожан и приезжих довольно изысканной кухней. Под взыскательным взглядом хозяина заведения, метра Пруасселя, наблюдавшего за юными дворянами из-за деревянной перегородки, двое молодых людей, сопровождавших юную девицу, переступили порог гостиницы, пытаясь отыскать взглядами трактирщика. Пруассель не заставил себя ждать, выдвинувшись навстречу гостям, в обычном для тамошних кабатчиков облачении: шерстяном жилете, надетым поверх серой холщевой рубахи, белом длинном переднике, таившим под складками грубой конопляной ткани, поношенные кюлоты и полосатые, красно-зеленые чулки, выставив напоказ гостям лишь квадратные носки башмаков, грубой свиной кожи. Узрев человека вышедшего из полумрака просторной кухни, где сновали несколько раскрасневшихся от жара плит поваров, де Сигиньяк без труда определил в нем хозяина заведения, что заставило виконта, обратиться к выросшему на их пути мужчине.

– Милейший…

– Метр Пруассель, месье. К вашим услугам.

Трактирщик поприветствовал гостей поклоном. Де База, ответив кабатчику кивком, предложил прелестной спутнице пройти в обеденный зал, уже через мгновение, вместе с мадемуазель Ванрёкелен, растворившись среди прочих посетителей «Королевской лилии».

– Господин Пруассель, мы имеем намерения остановиться в вашем чудесном заведении, если, конечно, у вас найдутся несколько свободных комнат?

– С превеликим удовольствием месье. В «Королевской лилии » вы найдете всё, чего пожелаете. Тем более, я слышу господин анжуец?

Беззаботной улыбкой, ответил Жиль на вопрос кабатчика, в свою очередь, поинтересовавшись:

– Скажите, а сколько комнат для гостей в вашем отеле?

– Двенадцать, мой господин.

– А сколько из них заняты постояльцами?

Кабатчик в недоумении уставился на дворянина. Сигиньяк вновь улыбнулся, сменив тон на сугубо конфиденциальный.

– Видите ли, любезнейший господин Пруассель, мы путешествуем с кузиной, которая в скором времени станет под венец. Сие обстоятельство заставляет, по возможности, оградить мадемуазель не только от ухаживаний, но даже от пристальных взглядов, словом от чрезмерного внимания со стороны мужчин.

– Понимаю, месье, понимаю, в нашей семье, кроме меня, три барышни, мои сестры, кому как не мне вас понять.

Он сочувственно закивал головой.

– Но уверяю, вам не о чем беспокоиться. В номере, что в конце коридора, остановился одноногий месье, вполне почтенного возраста, я полагаю, в его интересы не входит волочиться за молоденькими девицами. Рядом с ним, пожилая дама, старуха почти не выходит из номера. Первая дверь по коридору, ведет в комнату, где проживают муж с женой, так же весьма преклонного возраста. Во флигеле, расположилась весьма привлекательная особа, но это может быть опасным лишь для таких молодых господ как вы, с вашим товарищем. Так, что, как видите, вам нечего опасаться.

С неподдельной радостью сообщил трактирщик, расплывшись в искренней улыбке. Под предлогом опасения за честь невесты-кузины, Сигиньяк, выяснив все то, что его интересовало, удовлетворенно произнес:

– Что ж, нас это вполне устраивает. Мы остаемся.

– В таком случае, разрешите, я покажу ваши комнаты. Это седьмая и восьмая дверь по коридору. Ах да!

Воскликнул трактирщик, хлопнув ладонью себя по лбу.

– Рядом с комнатами, которые я хотел бы предложить Вашей Милости, буквально несколько часов назад, поселился монах. Да, монах-капуцин, но я полагаю это не тот, из-за кого Ваша Милость способны переменить решение?

– Вы, несомненно, правы, метр Пруассель, шепот вечерних молитв из уст брата капуцина, не сможет помешать нам беззаботно, опуститься в ласковые объятия Морфея.

Виконт, в сопровождении трактирщика, рассмеявшись, устремились вверх по лестнице, что вела на второй этаж, где располагались комнаты для гостей.

ГЛАВА 23 (117) «Тихое место»

ФРАНЦИЯ. ПРОВИНЦИЯ АНЖУ.

У ворот захудалой фермы, «Сухая ветка», расположенной вдалеке от больших дорог, и оттого, вероятно, терпящей бедствия и запустение ещё со времен окончания религиозных войн, этим солнечным сентябрьским утром, показался отряд, насчитывавший не менее двух дюжин всадников. Хозяин, сего постоялого двора, метр Пужо, который для того, чтобы окончательно не разориться, уже давно поставил крест на своей харчевне, и занялся садоводством и огородничеством, встрепенулся. Так как именно эта причина заставила содрогнуться экс трактирщика завидевшего такое количество людей, тут же сообразив, что ускольает немалый куш. Когда же метр Пужо, разглядел что всадники вооружены, он вполне прогнозировано испугался, вздрогнув во второй раз, так как хорошо помнил резню, учиненную католиками и гугенотами до Нантского эдикта. Но уже через мгновенье, вспомнив старое ремесло, что было сильнее его, и, прикинув барыши, отважившись насчитать за каждую шпагу по пол-ливра, завопил:

– Клодетт, Жискетта, Тристан, все сюда!

Из многочисленных ходов, с трудом напоминающих двери, показались тощая женщина и двое подростков, дочь Жискетта, лет четырнадцати, и сын, десятилетний Тристан. Женщина, оказалась женой, метра Пужо, по имени Клодетт, что держала мужа в строгости и настоятельно призывала к умеренности, не брезгуя, порой, физическим воздействием.

– К нам гости, видите, гости! Жискет, доставай из сундуков чистое белье, да поживей! Тристан, бездельник, подкинь дров в очаг! Грейте воду!