Эптон Синклер - Широки врата

Автомобиль полз по дороге, которая была не шире, чем тропа для мулов. Ланни видел много бедности здесь и в других местах. Но не встречал более худых и изможденных людей, чем он нашел в этой одинокой долине в голых холмах Арагона, морозных зимой и раскаленных летом. «Забытой Святой Троицей и Пресвятой Богородицей и сохранившийся в памяти только у сборщика налогов», — сказал Эстебан Пальма, крепкий парень, смуглый, как араб, и щедро покрытый вьющимися черными волосами. Он не трогал растительность на лице и уже имел там великолепный куст. Когда его брат прокомментировал это, он пропел старую андалузскую песню об «усах, каких не видели на земле со времён Иисуса Христа». В этой песне не было непочтительности, это была испанская наивность. Они действительно верили в своих многочисленных богов и во все физические черты этих богов.

Эстебан был великим человеком для этих забытых крестьян. Он был моряком и посетил большинство портов мира. Всё, что он рассказывал им, было благой вестью. Теперь он обещал, что к ним в гости приедет американский миллионер прямо из кино на автомобиле, быстром как ветер и отделанном внутри словно королевский дворец. Крестьяне видели старые автомобили Форда, времён, когда они вышли на рынок, и лишь немногие из них были в кино, по крайней мере, один раз. Теперь они собрались и смотрели, как если бы это была одной из тех колесниц, используемых спускающимися с небес пассажирами, облачёнными в одежды, сотканные из света. Но в то же время они не забывали свое достоинство. Они стояли прямо и, казалось, говорили: «Это правда, что мы одеты в лохмотья, но нас нельзя унижать, над нами нельзя издеваться».

Рауль вспомнил некоторых из них, повзрослевших мальчишек, с которыми он играл. Они обменялись воспоминаниями. Посетители бродили, глядя на достопримечательности. Позже они отправились к низкой темной хижине без стекла, которую Эстебан называл домом, и съели сухого черствого хлеба, сушеные оливки, сыр и те травы, какие были не выщипаны соседскими курами. Одним из усовершенствований, о котором мечтал кооперативный ум, было помещение, в котором все общественные цыплята могли копаться в земле в поисках еды. Эстебан не питал иллюзий относительно человеческих цыплят. Они поцарапают друг друга, но их можно научить лучшему, и теперь пришло время, когда Испания движется к современному миру.

Эстебан объявил крестьянам о присутствии чуда. Señor americano обладал одним из тех чудо-коробок, в которых можно услышать голоса, говорящие в Мадриде и даже в Барселоне. Сеньор милостиво изволил продемонстрировать свои чудеса. Так что все дети, и все мужчины и женщины, кто не работал в поле, собрались вокруг и слушали самые свежие новости о надвигающейся буре гражданской войны: представитель правительства объявил, что работа Кортесов была приостановлена, и призывал население сохранять спокойствие и доверие властям. После того, как радио было выключено, Эстебан выступил, объясняя, почему помещики и ростовщики хотят уничтожить народную власть, и почему рабочие и крестьяне должны быть готовы защищать ее, не щадя своей жизни. Решимость этой аудитории была продемонстрирована, но Ланни и Рауль не могли понять, каким оружием эти голодные жертвы земельной эрозии собирались встретить самолеты и пулеметы, привезенные из Италии и Германии на деньги Хуана Марца и герцога де Альба.

Рауль сообщил: «Эстебан приглашает нас переночевать, но если вы примете приглашение, вас съедят блохи». Поэтому Ланни объяснил, что у него мало времени, и он путешествует ночью, также как днём. Он подарил волосатому бывшему матросу пару сотен песет на благо кооператива, и объявление об этом вызвал первый восторг на лицах этих унылых селян. Пара уехала в блеске славы, и Ланни почувствовал, что узнал больше об Испании в этой деревне, чем в любом из больших городов.

Они поехали по тропе для мулов. Спустились сумерки, и фары выхватывали колеи и овраги, которые выглядели, как черные каньоны, пересекающие дорогу. Они должны были ползти, и не отъехав очень далеко, услышали громкие выстрелы и топот копыт позади себя. Ланни положил свой автоматический пистолет Бэдд на сиденье между собой и своим попутчиком. И после того, как остановил машину, он положил на него свою руку.

Но это был довольно безвредный налёт. Крестьянский парень, слуга в изношенной и заштопанной одежде, скакал на высоком и костлявом муле, которого, очевидно, сильно погоняли, поскольку тот был покрыт белой мыльной пеной и дышал как меха в горне. «Deténganse Vd., Señores! [140] Остановитесь, сеньоры (исп.) » — кричал этот человек раньше, а теперь говорил: «Perdone Vd!» — какой бы он не был оборванный, он был вежлив.

Он произнёс речь, и Ланни, быстро схватывая слова, услышал pintura несколько раз, а также имя mi amo, el Señor Дон Педро Руис Бустаменте и Бастида, который жил где-то в этом районе. Он узнал, что gentilhombre americano приехал в гости и послал своего слугу пригласить его осмотреть pintura, которой он, дон Педро Руис Бустаменте и Бастида, обладал, и которую Señor americano мог бы приобрести и забрать её с собой. Pintura espléndida , заявил посланник и объяснил, что он ездил в деревню, но искомые Señores уже отбыли, пришлось скакать так быстро, как смог этот ленивый мул.

Все это Рауль перевел. А Ланни сказал: «Спросите его, кто нарисовал pintura », но слуга, покачал головой. Даже учёный Дон Педро Руис Бустаменте и Бастида не знал этого. Но это была pintura mucha magnifica, gran, посланник раскинул в ширину руки. Это был портрет предка Дона Педро, великого командора Умфредо Фернандо Бустаманте и Бастида.

Ланни спросил своего друга: «Как вы думаете, каковы шансы, что у них может быть достойная картина?»

«Там может быть всё что угодно», — ответил Рауль. «Эти долины были когда-то плодородными, а это старая семья, которую я знал в детстве. Их особняк может лежать в руинах, но это не должно затронуть картину».

Ланни сказал: «Ладно, поехали».

«Не ночевать», — снова предупредил Рауль. — «Там могут быть клопы, а также блохи».

Автомобиль свернул на узкую дорогу и с самой медленной скоростью через час или около того достиг поместья. На въезде воротные столбы были повалены, а на неровной дороге росла высокая трава. В темноте они не могли видеть большую часть особняка, но фары автомобиля осветили часть карниза, болтавшуюся над дверью. Никто не удосужился её закрепить или оторвать. Ланни принял меры предосторожности и сунул пистолет в карман, прежде чем они вышли из машины и вошли в это почти тёмное здание. Единственный видимый свет исходил из керосиновой лампы в прихожей.

«Sirvase Vd. Entrar» — сказал голос, и, таким образом Ланни познакомился с тем, кого он считал самым унылым образцом человека, какого он когда-либо видел. Дон Педро Руис Бустаменте и Бастида был ростом за метр девяносто, но узок в кости, чем самый маленький человек, и сутулый, как будто он пытался спуститься до уровня, чтобы спокойно говорить с другими. У него были иссиня-чёрные волосы, которые он, наверное, стриг сам, и которые с тех пор не расчёсывал. Видимо, он недавно побрился и сделал два пореза на подбородке. Его внешний вид дополняли длинное тонкое лисье лицо, с висящей челюстью и влажными опущенными губами, а также мутные глаза. Ланни подумал: «Либо он только что был на пьянке, или принимает наркотик».