Эптон Синклер - Широки врата

Единственную проблему представила канонерка Франко при подходе к Кадису. Но им разрешили войти в порт. Порт был перегружен, и задержки превышали обычные в несколько раз. Пассажиры должны были провести еще одну ночь на борту. Наконец, они смогли представить свои документы сотруднику порта и были доставлены на берег. Им пришлось провести несколько часов в ожидании поезда на Севилью, но у них не было уверенности в том, что они могли бы попасть на этот поезд.

Зато они могли прогуляться и осмотреть достопримечательности, к которым военная форма Витторио предоставила им свободный доступ. Они наблюдали, как итальянский транспорт разгрузил тысячу или более чернорубашечников в форме, а несколько итальянских судов выгружали танки, орудия и ящики с боеприпасами. Это особенно было забавно после прочтения за последние полгода торжественных заявлений итальянского правительства перед Комитетом по невмешательству в Лондоне. Витторио высказал свои комментарии на эту тему, доказывая превосходство итальянских мозгов над мозгами декадентских демократий. Видимо, его итальянский мозг упустил из виду, как такая точка зрения может повлиять на гражданина демократий, заставив его колебаться, можно ли доверить фашисту деньги, информацию, или что-нибудь еще.

Они достигли Севильи поздно ночью и остановились в отеле Бристоль , узнав, что отели Альфонсо XIII , также Андалусия были зарезервированы для итальянских офицеров. На самом деле, было трудно понять, где находишься, в Севилье или в Неаполе, так много черных рубашек было на улицах и так много итальянской речи. Офицеры и рядовые все шли гордо, выпятив груди, потому что они только что приняли Малаги почти без закуски, и хотели идти прямо на Валенсию, уничтожив Красное правительство и отрезав Мадрид от моря.

На следующее утро Ланни отправился выяснить, как нанять автомобиль, а Витторио пошел в приподнятом настроении поискать своих друзей. Он обещал привести одного или нескольких на обед, если сможет найти. И он смог. Он вернулся и привёл трех гостей: товарища по лётной школе, товарища этого товарища и дальнего родственника, лейтенанта в отделе квартирмейстера. Все троё щелкнули каблуками, склонились в поклоне, как складные ножи, и поцеловали руку новобрачной Капитано . Все трое, оказалось, имели отличный аппетит и уплетали еду из дорогого ресторана. По континентальной моде все трое уставились на Марселину, на самом деле, они обнаружили, что трудно было сделать что-нибудь еще. Они были, как говорят французы, foudroyés , итальянцы, fulminati , то есть, поражены громом. Они говорили о войне, такой eccitante, gloriosa , но их глаза постоянно возвращались к молодой новобрачной, а их фразы на английском, французском или итальянском запинались.

Так и должно было быть, это Ланни вскоре понял, так же как и Марселина. Она прибыла в рай танцующей леди. Здесь роились elegantissimi , внезапно оторванные от своих домов и отправленные в странные и непредвиденные земли. Большинству из них сказали, что их отправляют в Абиссинию, чтобы там стать консулами в древнеримском смысле. Но здесь, вместо этого, они оказались на пути к жестокой кровопролитной войне. Мало кто из них имел возможность встретиться с дамами из высшего общества Испании, которые жили в больших двухэтажных домах, имеющие мощеные мрамором патио, охлаждаемые фонтанами. В Марселине они нашли элегантность и изящество, светские манеры и умный разговор. Французский шик и американскую непринужденность, дух: попробуй — что — хочешь, получи — что — сможешь! Фашистские правила для своих собственных женщин предполагали материнство и внутренние достоинства, но не налагали таких ограничений на женщин из других стран или даже принадлежащим другим мужчинам.

Будет ли Марселина танцевать? Конечно, будет! Пространство очистилось, и появился оркестр, так что молодым людям, собиравшимся страдать от лишений, ран, а, возможно, и смерти, представилась возможность получить последнее удовольствие, намек на любовь, намек и имитацию романтики. Витторио придется сидеть и скрытно наблюдать, и стараться выглядеть не слишком сердитым, чтобы не показаться смешным. Он женился на танцующей леди и не мог запереть ее в замке Синей Бороды. Он не мог отказать своим товарищам то, что весь мир считает их социальным правом. Каждый получит свою очередь, а потом еще и вернется, сияя удовольствием, расскажет Витторио, что никто не танцует, как его жена.

Всё шло, как всегда. Никто и никакая сила на земле не удержит Марселину от удовольствия получать восхищение мужчин от ее танца. Она была существом этого возвышенного и сложного вида сексуальности, которая называется женским обаянием. Она будет играть с любовью, а затем бежать от неё, смеясь. Не злонамеренно, потому что это не было в ее природе, а весело, потому что она играла всю свою жизнь. Ей было скучно быть серьезной, Она относилась к серьёзности, как тореро относится к очень серьезному быку на ранних стадиях их встречи, взмахнув плащом в лицо существа, и легко уйдя с пути его нападения.

Так что жизнь в Севилье собиралась быть для Витторио, такой же, как и жизнь везде, смешение удовольствия и боли. Очень приятно остановиться в фешенебельной гостинице, свободно приглашать толпы друзей и играть роль гостеприимного хозяина за счет сэра Альфреда Помрой-Нилсона. С другой стороны с мучением наблюдать, как его возлюбленная танцует в объятиях какого-то другого мужчины, видеть ее лицо, все её улыбки и закрытые глаза в упоении. У Витторио были все мысли, которые были у ревнивого Мавра. И, надо признать, не без оснований. Ланни так же наблюдал и имел свои собственные мысли. Но он не мог возразить на заигрывания или излишество. Марселина восклицала: «Mon Dieu!» , а Витторио восклицал: «Diacine! [174] Чёрт побери (исп.) » . и они оба будут спрашивать: «Как мы можем найти способ, чтобы помочь Альфи, если мы не заводим друзей?»

Ланни наблюдал начало фашистского воспитания более чем пятнадцать лет назад, и вот теперь перед его социологическим глазом был конечный продукт для изучения. Эти молодые офицеры относились к нему с уважением и лично не оскорбляли, но их отношение ко всему нефашистскому миру выражало дисциплинированное и систематическое пренебрежение. Они очень мало знали об этом мире, и верили тому, чему их учили. Всякий раз, когда они говорили о международных делах, Ланни казалось, что он слышит голос Муссолини, дающего интервью Рику во время скорбной памяти Каннской конференции. Муссолини не был невеждой, а весьма образованным членом Социалистической партии и редактором. Он знал все слабые стороны буржуазных стран, тщательно отобрал худшие из них и представил их своим последователям. И теперь здесь была элита этих последователей, повторявшая его слова, как множество попок-попугаев в черных рубашках.