Александр Козенко - Джон Голсуорси. Жизнь, любовь, искусство

…

Я сочувствую твоей неспособности исправлять поэмы… если мы решим опубликовать небольшой том… Я поставлю условие, чтобы ты получил работу и оплату (в любом случае), проходящими через мои руки… поэзия – это не бизнес, это излияние или болезнь, как мы знаем…

Моя корректура еще только идет по почте, этот мой новый роман поглощает все мое время, а также волнующие мысли о небольшой пьесе. Я не буду печатать (“Собственника”) до марта, так что не жди…».

Голсуорси предложил Ральфу познакомить его с Фордом Мэдоксом Хьюффером, который тогда консультировал издательскую фирму Элстон Риверс, планировавшую «издание молодых поэтов, пять томов, в котором он предложил бы тебе один (том). Выпуски должны быть краткими, около 30 страниц. Я думаю, этот шанс тебе не следует отвергать». Голсуорси писал ему также: «Я пишу пьесу, надеюсь закончить ее на этой неделе. Я хотел бы, чтобы ее поставили, но мало в это верю. Театральным режиссерам приходится просматривать за неделю до сорока пьес, а у меня нет оснований полагать, что моя пьеса лучше других. “Собственник”, предположительно, выйдет в следующем месяце. Он хорошо напечатан и все такое, я полагаю».

Написать пьесу предложил Голсуорси Эдвард Гарнет для только что созданной антрепризы Ведренна – Баркера. Сначала он отказывался, но затем захотел внести свою лепту в изменение пошлой и косной ситуации в драматургии Великобритании. Еще в 1903 г. он выразил свое отношение к ней в статье «После спектакля». Голсуорси считал, что в каждом человеке рассудок и чувства ведут между собой ожесточенную борьбу. И никто не достигает и даже не стремится достигнуть равновесия между ними, так как последнее вело бы к беспросветной скуке. Но все наши суждения, поступки и мысли суть результат этой вечной борьбы. Человечество оказывается разделенным на людей рассудка и людей сердца. «Мы в Англии в огромном своем большинстве – люди рассудка, за исключением бродяг, ирландцев и художников. И, когда добропорядочный житель Империи видит, что ирландец жертвует обедом ради остроумной шутки, бродяга отказывается от работы, чтобы сохранить свою свободу, а писатель сочиняет пьесу, которая останется лежать в ящике его стола, он не сердится, не говорит горьких слов; он жалеет этих несчастных, понимая, что они поддаются голосу таинственного желания, стремятся утолить жажду ощущений, никому, кроме них, неведомую, к тому же они составляют ничтожное меньшинство».

Голсуорси надеялся на наличие чувства юмора у своего читателя и продолжал в том же духе.

«Эта вот приличная диспропорция между чувством и рассудком и породила шедевры виднейших современных английских драматургов. Они полагают, что люди не создают нормы нравственности, но сами созданы для нравственности. И что первейшая обязанность драматурга не столько показать, как силы природы воздействуют на человека, сколько утвердить торжество той или иной априорной концепции. Они предлагают нам пьесы, которые в точности соответствуют требованиям рассудка, господствующим в обществе. Ибо все виднейшие наши драматурги – сами люди рассудка, люди здравомыслящие и глубоко убежденные в том, что художники безумны, а в ящиках стола – темно и мрачно».

Голсуорси полагал, что, если произвести опрос зрителей салонной драмы после спектакля, на каждые 90 человек, считающих, что лучшие, самые захватывающие моменты в пьесе – это риторический монолог героя и самоотречение героини, только 10 стали бы утверждать, вопреки рассудку, что ее «О мистер…», когда он ее целует, и ее вальс на крыше под шарманку стоят всей остальной пьесы. В них вся тоска по любви, по радости, которая таится в глубине каждого человеческого сердца, другими словами – в них человеческое сердце раскрывается, а это слишком опасно в жизни, неразрывно связанной с добыванием хлеба насущного.

«Герой, задуманный всерьез, – это тип нравственно испорченного человека, о чем нам твердят и все другие персонажи, и он сам. Он преследует девушку, в которую страстно влюблен. В конце пьесы, когда он мог бы добиться успеха, драматург заставляет его отступиться, лишая тем самым его образа нравственной испорченности и спасая героиню от потери своей добродетели, а заодно и возможности выйти замуж за человека, которого она не любит.

Героиня представляет собой тип привязчивой, слабой, падкой на удовольствия девушки. Она показана в различных ситуациях с единственной целью – продемонстрировать безобидную неустойчивость этой бедной маленькой щепки в бурных волнах жизни. Наконец, дойдя до «кульминационной сцены», героиня, столкнувшаяся вплотную с тем, что так шокирует рассудок, проявляет неизвестно откуда взявшуюся твердость и сводит на нет те представления о ней, которые она так старалась нам внушить. Стоило ли изображать героиню слабой, если в важной ситуации она оказалась сильной?

Это возвращает нас к тому трогательному единству, которое существует между виднейшими современными драматургами и зрителями.

Люди сердца и люди рассудка! Пока соотношение между ними не станет обратным, пока Луна не засияет среди дня, до тех пор виднейшие современные драматурги не поверят, что главное в жизни не законный брак и не положение в обществе, но любовь и смерть; что корень искусства – чувства; что неизбежностью не стоит пренебрегать и что единственная эпическая добродетель – это мужество».

Антиреализм салонной драмы выражался в развитии характеров на сцене, соответствующем не правде жизни и чувствам, а по умозрительной схеме, превращающих героев в марионетки. Тем самым разыгрываются «высоконравственные» развлекательные мелодрамы, не затрагивающие ни чувств, ни мыслей зрителя.

Это понимал не только Голсуорси, но и ряд передовых драматургов и театральных деятелей. Так, Бернард Шоу окрестил «хорошо сделанные пьесы» «sardouledom», соединив фамилию французского драматурга Викторьена Сарду и английское слово скука – «Boredom». В то время как в Англии на сцене шли развлекательные комедии и мелодрамы современных драматургов, в Европе появились авторы, сыгравшие революционную роль в развитии драматургии. В первую очередь здесь следует назвать норвежского драматурга Генрика Ибсена. Его реалистические драмы произвели огромное впечатление на мыслящую публику, но реакционная критика обвиняла их в ниспровержении моральных норм. Характеризуя искусство Ибсена, Бернард Шоу писал: «Драматургическое новаторство Ибсена и последовавших за ним драматургов состоит, таким образом, в следующем: во-первых, он ввел в пьесу дискуссию и расширил ее права настолько, что, распространившись и вторгшись в действие, она окончательно с ним ассимилировалась. Пьеса и дискуссия практически стали синонимами. Во-вторых, сами зрители включились в число участников драмы, а случаи из их жизни стали сценическими ситуациями».