Александр Константинович Белов - Великий поход

Индра побежал на поиски подходящего дерева. Для лука. Выбегая со двора, мальчик столкнулся с Ашокой.

— Ну как идёт ваша охота? — спросил человек с разукрашенным лицом.

— Хорошо. Чакру бросаем.

— Бросают неверных жён, — уточнил Ашока, — а чакру метают.

— Вот, — показал Индра моток тетивы. Ашока повертел жилу в руках и вернул довольному собой хозяину.

— Подходит. Да. Люди живут вместе, а выживают поодиночке. Запомни это, — сказал он и пошёл мимо.

По улице, горбясь под наплечной ношей, брели вайши. Они разносили молоко. К их приходу служанки обычно стояли возле ворот с чёрными, выжженными котелками. Мен проходил по пятому дню недели, когда в Амаравати сходились пастухи и поделыдики. Кшатрии получали свою долю коров и тут же меняли её на молоко, мясо, муку, масло, шкуры, шерсть и невыгораемую посуду.

Потом вайши разносили всё это по домам. Таская на себе засаленную поклажу. И так до следующего мена.

Индра увидел Шачи. Она шла с подружкой ему навстречу.

— Вот, — протянул Индра девочке моток тетивы.

— Что это? — спросила Шачи.

— Тетива для лука. Настоящая.

— Подумаешь! — отвернулась гордая девочка, и подружки перешли на другую сторону улицы.

— А-а, что ты понимаешь! — крикнул Индра и побежал дальше. Ему следовало отыскать чёрный орешник. Где-то у подножья зелёных гор. В роще за городом. Как думал Индра.

Когда вечером мальчик, усталый, ободранный и злой, вернулся в казарму, кумара-рита встретил его с косой усмешкой.

— Почему ты мне не сказал, что нигде поблизости от Амаравати нет чёрного орешника? — едва сдерживая слезы крикнул Индра.

— Потому что ты не спрашивал.

— Да, не спрашивал. Но ведь ты сам говоришь, что спрашивают только дураки.

— А почему же ты не подумал?

— О чём? — простонал Индра.

— О том, малыш, что Амаравати — город воинов. Здесь живёт семь воинских родов и более сотни кланов. Как же может поблизости от такого места расти чёрный орешник?

— Это тебе не дудочки срезать! — вмешался в их разговор Кутса и тут же получил от вождя оплеуху.

Индра превозмог слабинку. Совладал с этим плаксивым детским протестом против несправедливости. В детстве её очень трудно затерпевать. Трудно видеть, что она повсюду и что она часто и зовётся правдой. Это потом привыкаешь. В детстве, когда себя ещё любишь, трудно понять, почему всё идёт не так, как хочется.

Индра силился спросить, где растёт этот проклятый орешник, но упрямая, несговорчивая гордость держала мальчика за язык. Она не хотела, чтобы кумара-рита применил по отношению к нему свою поговорку. Про дурака. Индра не спросил. В нём было то, что разглядела Шачи. Достоинство. С достоинством труднее жить, но если бы мальчик выбирал, как ему жить и в чём преимущества простой жизни, то его расчёт уже бы не считался достоинством.

Этой ночью мальчик, против обычного, спал легко и свободно. Его сон не сдерживало посягательство вредной на слова, насмешливой над слабым и беспощадной к чужому детству мальчишной общины. Он отпустил её от своих ушей и от своего сердца. Им владел чёрный орешник. Его сердцем. Только чёрный орешник. Где бы он ни рос. Да хоть бы и на краю Арваты, всего обозримого и необозримого мира, пройти который до сих пор по силам было только богу Вишну. А теперь мальчик собирался спать. Его дух бродил там, где рос чёрный орешник. Казарма осталась по другую сторону реальности.

Неделю искал Индра подходящее дерево. Он вспомнил, что оно не росло в горах. Вспомнил, когда забрался уже так высоко, что пережитая им недавно охота против этого лазания показалась бы просто прогулкой по равнине. Индра искал его везде. Всякий, кто в это время спешил в Амаравати, мог видеть маленького мальчика, одиноко слоняющегося среди паровых лугов и некошеных пастбищ. Что он там делал, этот мальчик, не знавший ещё сословного отличия? Бывший никем. Ни воином, ни жрецом, ни вольным скотником. Ни даже шудрой. В его возрасте ещё не заботятся о том, чтобы кем-то быть. Другие не заботятся.

Индра нашёл своё дерево. Когда он вернулся в город со срезанной ветвиной, всё происходящее принималось мальчиком уже спокойно и равнодушно. Он где-то потерял собственные обиды, наивные детские ожидания и такие же наивные представления о правильном и неправильном. Он знал, чего стоит справедливость. То есть правильность. Та правильность, которая не бралась с неба, а доставалась упорством и беспощадностью. У него был лук, и это было справедливо.

Индра тянул тетиву. Выдавливая маленькой ладошкой неходкое древцо лука. Стрела прыгнула с руки и, кувыркнувшись, села в землю. Позорно. Но Индре нравилось. Пока. Хотя и с трудом. Ашока пристально наблюдал за молодым лучником.

— Хороший лук! — как бы между прочим сказал мальчик.

— Что в нём хорошего? Лук как лук, — ответил старый воин, хотя Индра и не думал, что тому понадобится переговариваться с незадачливым стрелком.

— Все луки разные! — серьёзно возразил мальчик.

— Э-э, чепуха. Никогда не хвали оружие.

— Почему? — удивился Индра.

— Так делают только посторонние. Да и вообще, не оружие красит воина, а воин — оружие!

Индра подумал: «У этого человека, что ни слово, то наука. На всё есть своя мудрость.»

Ашока продолжал наблюдать за старания ми ребёнка. Не уходил, смотрел и молчал. Его интерес к Индре начал досаждать маленькому стрелку. Кому же понравится присутствие строгого зрителя, если спектакль ещё не готов! Словно предупреждая назревающий детский протест, Ашока заговорил:

— Какой прок от лука, если стрелять не умеешь?

— Я умею, только… только привыкнуть к этому не могу.

— Ладно уж, «привыкнуть», — не зло передразнил Ашока. — Из лука так не стреляют.

Он подошёл ближе и принял из рук мальчика оружие:

— Смотри!

Воин прошёл пальцами тетиву, оценивая её на ощупь. Так, как это делал Гарджа. Потом поставил лук на землю и надавил на него сверху. Древко податливо согнулось. «Сейчас сломает! — вспыхнуло у Индры в голове. — Все труды насмарку!» Но Ашока и не думал ломать драгоценное оружие, а только лишь примечал место перегиба древка. Он сделал надрез костяным ножом в самом сгибе.

— Палец держи ниже, здесь должна находиться стрела. И помни: если твой лук пересохнет, он сломается именно в этом месте. Потому не оставляй его вблизи очага. И от солнца убирай подальше, — Ашока приложил стрелу, соединил её пазок с тугой жилой, скрепив это сращение согнутыми пальцами, — перед тобой три предмета: древко, тетива и стрела. Какой из них главный?

Индра задумался. Ашока умышлял в этом немудрёном вопросе своё тайное коварство. Никто бы и не подумал, что скрывалось здесь за беззаботным детским ответом. Характер!