Александр Константинович Белов - Великий поход

— Чего же тут непонятного? Я старость старю старящих.

— Что это значит?

— То, что мы все скоро попадём в колодец!

— Давай подойдём ближе, — попросил Индра отца, — я не разберу, что он там говорит.

— Тебе интересно? А по-моему, это просто сумасшедший.

Гарджа протиснулся вперёд и увлёк Индру за руку.

— Скажи нам, — продолжал неторопливым голосом один из невозмутимых мудрецов, ещё пытавшийся уловить смысл в словах самозаточителя, — уж не болезнь ли какую ты предвещаешь?

— Болезнь? — переспросил человек из колодца. — Конечно, болезнь, как же ещё можно назвать то, что сюда ведёт, до старости старость застаривая.

— Если ты не будешь говорить ясно, мы сейчас уйдём.

— Куда вам уйти! Всем дорога в колодец!

— Он и так говорит ясно, — вдруг вмешался в разговор Индра. — Чего же тут не понять?

Мудрецы, обступившие каменное жерло, уставились на мальчика.

— Колодец — это могила, — пояснил новоиспечённый марут, а «старить старость» — значит, приближать смерть.

— Кто это сказал? Кто это сейчас сказал? — заволновался человек внизу.

— Я, Индра, — опасливо признался мальчик.

— Наконец-то сыскался разумник. А сколько ж тебе лет?

Индра навалился грудью на стенку камнеклада, заглянул вниз и показал растопыренные пальцы своей маленькой ладошки.

— Пять? Боже мой! Слушай, Индра, у тебя не найдётся хвоста дубоносого истукана? Или плавника красногрудой усатки?

Индра думал недолго. Он внезапно вспомнил про зверей, которых видел Кутса. В долине. Про лошадей.

— У меня отыщется четырёхкопытое ржало.

— Эй, мальчишка, не морочь мне голову! — вдруг всполошился говорун из колодца. Это тебе не пузыри пускать через соломинку!

— Выходит, ты сам боишься младо младящих?

— Боже мой! Да кто это со мной говорит?!

— Я, Индра.

Человек в колодце утих. Потом совершенно другим голосом, в котором трудно было заподозрить сумасбродство рвущегося к почитанию пророка, произнёс:

— У меня тут есть немного сомы во фляжке, прими её от своего хотара.

Из колодца вылетел бурдючок. Гарджа поймал его крепкой рукой.

— Эй, ты разве не знаешь, что человеку сому не подносят? — вмешался наконец один из притихших хотаров. Настоящих.

— Да, ты прав, — ответил из колодца возмутитель спокойствия, — но я знаю, кому я даю эту сому!

— Он действительно пьян, — злобчиво подытожил другой хотар, и мудрецы ушли прочь. По своим делам. Стали расходиться и другие зрители этого спектакля. Не ушли только Индра, Гарджа и ещё какой-то молодой человек, с интересом следящий за разговором.

— Послушай, маленький воин, я хочу говорить только с тобой! — донеслось из колодца.

— Не бывает маленьких воинов, — оскорбился Индра, — бывают воины и не воины.

— Да, ты прав, прости. Послушай меня. Скоро мы все окажемся в колодце. В одном колодце.

— Что я должен сделать? — перебил Индра. Гарджа смотрел на это странное соитие разумного и бредового, на удивительную совпадаемость их умохождения, потустороннего здравому смыслу, но в котором так очевидно обнаружилась сообразительность малыша. Смотрел и удивлялся. Потому что он понимал, что за всей этой белибердой скрывается что-то вполне разумное. И ещё Гарджа удивлялся зрелой мысли, зрелой речи и зрелому духу своего названого сына. Странным для его возраста. Смотрел, как посторонний при чужой беседе. Как ребёнок при беседе взрослых людей.

— Будь всегда в нужное время в нужном месте. Остальное придёт само.

— Ничто само не приходит, — покачал головой Индра.

— Именно это я и имел в виду. Если, конечно, ты тот, о ком я думаю.

— Пойдём, — сказал мальчик Гардже, и ничего не понимающий воин заторопился вслед уходящему сыну.

— Постой, разве ты уже поговорил с ним?

— Конечно. Я думал, что ты и сам это понял, — гордо ответил юный марут.

— Может быть, мы его вытащим?

— Не нужно?

— Почему?

— Что-то подсказывает мне, что он выберется сам.

— Почему?

— Папа, ты задаёшь слишком много вопросов. Знаешь, что по этому поводу говорил мой кумара-рита?

— Догадываюсь. Должно быть, то же самое, что и мой когда-то. Про дурака.

— Неужели они говорят одно и то же, — разочарованно вздохнул Индра.

— Послушай, тот, из колодца, преподнёс тебе сому. Хотя сому люди не пьют, её готовят для богов.

Индра взял у Гарджи бурдюк, развязал его и лизнул содержимое.

— Гадость! — сказал мальчик кривясь. — Но испить нужно.

— Зачем же пить, если гадость? — наивно поинтересовался Гарджа.

— Папа, ты опять забыл про дурака.

— Ладно, больше ни о чём не стану тебя спрашивать.

— Человек спрашивает только потому, что ленится сам искать ответ на вопрос, — назидательно изрёк Индра.

— Великие боги! Что бы было, останься ты в Амаравати хотя бы на год!

— Скоро нам вообще придётся забыть про Амаравати.

—Что?

Индра промолчал.

— Вот, значит, что поведал тебе тот чудак! — вздохнул воин. — Сумасшедшие и дети говорят на одном языке… Послушай, ведь он всё время предрекал нам место в колодце.

— Место рядом с собой, — пояснил мальчик.

— Теперь ясно зачем он туда залез, — понял Гарджа. — Что бы это значило? Болезнь? Войну? Ясно, что он говорил о могиле.

Индра пожал плечами:

— Нас ждут испытания. Но главное — быть в нужное время в нужном месте.

— Хорошие слова, — кивнул Гарджа, — запомни их. Правда ты кое что упустил.

Индра поднял брови и посмотрел на отца.

— Да, сынок. Речь шла именно о тебе. Он предрёк твою судьбу. Именно тебе следует быть в нужное время в нужном месте. Тогда всё само придёт. То есть ты будешь знать, что делать!

— Я это понял, папа.

Они помолчали. Свозя ногами грязь с раскисшей дороги.

— Ладно, пей свою сому. Раз уж нужно. Только мы как следует разведём её молоком, — решил Гарджа и снова развязал бурдюк. Индра посмотрел на содержимое фляги и отказался его пить.

— Не хочется что-то, — заупрямился ребёнок, — она горькая. Как-нибудь в другой раз.

Когда маруты ушли, последний оставшийся на площади человек заглянул в старый колодец.

— Эй! — крикнул он вниз. — Все ушли.

— Да? Почему же ты остался?

— Я хотел тебя расспросить кое о чём…

— А этот молодой воин тоже ушёл? — перебил сидящий внизу.

— Да, он тоже ушёл. Он понял всё, что ты ему сказал.

— Ты так решил?

— Уверен.

— Это хорошо. Как твоё имя?

— Дадхъянч.

— Послушай, Дадхъянч, помоги-ка мне вылезти.

Молодой риши скинул с себя плащ, скрутил его и опустил один конец в колодец.

— Ухватил? Поднимайся, я держу! — он упёрся босой пяткой в каменный обклад водяной ямы. Плащ натянуло и повезло в зияющее жерло. Дадхъянч чуть не полетел в грязь. Следом.

Снизу появилась сначала одна рука, обхватившая камень, потом другая и наконец лицо сумасброда.