Александр Константинович Белов - Великий поход

Всегда трудно сдержать клокотание души, которую будоражит от бесполезности собственного покоя. Но клокотание души и её деятельность — вещи совершенно разные. А порой и несовместимые. Ибо одно подавляет другое, а никак ему не способствует.

Нет врага в себе самом! Не ищи в себе того, с кем ты собрался бороться лишь по причине невидения другой мишени. Иметь врага и видеть его — не одно и то же.

Атитхигва умывался. Над ручьём. Расплёскивая шумную, искрящуюся воду. Индра сидел на траве, покусывая длинный гнущийся стебелёк.

— Сейчас самое время, — сказал хотар отдуваясь, — самое время начинать.

— Думаю, что не сейчас, — возразил воин.

Атитхигва запустил ладони в прозрачный поток, набрал его сносимой по песчаному промыву свежести и разнёс воду по скользкому угловатому лицу. Он привык считать, что думает только он.

— Видишь ли, — продолжил хотар, — самое время потому, что арийцам нужна проблема вне нас самих. А попутно и её решение, которое уже зависит именно от нас. Пока всё наоборот — мы не решаем проблему, а создаём. Он имел в виду Амаравати. Индра укусил стебелёк и мечтательно проговорил:

— Колесница! Да, колесница может отвлечь внимание. Но ведь ты прекрасно понимаешь, что сама по себе она — ничто. Её достоинство неотрывно от простора, покорённого горизонта, другими словами — перемещения. Стало быть, не колесницей заманю я людей, а перемещением. Куда? Зачем? Ведь ты же сам против того, чтобы считать любую причину бегства реальностью?

— Почему бегства? Кто говорит бегства? Расселения. Продвижения. Какова сейчас Арвата? Так, кусок земли между морем и горами. А ты сделай его в десять, в сто раз больше.

— Нас рассеет по такому простору.

— С колесницей-то? Вот уж нет. Теперь ей решать, что такое обозримое пространство. Что такое «арийский мир». Да и кшатриям прибавится работы поважнее выяснения права на коровью власть.

Индра покачал головой:

— Ты что, не знаешь вайшей? Они не уйдут от своих пастбищ. Впрочем, — он вспомнил старое обещание Диводасу, — когда-то я придумал, как заманить их в дорогу.

Атитхигва с интересом посмотрел в глаза товарищу.

— Для этого, — вспоминал воин, — совет вождей должен назначить праздник коров, чтобы привлечь в Амаравати стада вайшей. Со всей округи и даже с дальних пастбищ. Посулив им за участие высокие барыши. Может быть, — лучшие пастбища. Скотники должны сами рваться на этот праздник.

— Дьяатигавья, — подсказал хотар. — Мы назовём его Великим коровьим днём. Ну-ну, продолжай.

— На одну ночь Амаравати станет прибежищем для сотен тысяч коров. А утром его гигантский загон окажется пуст. Коров уведёт какой-нибудь демон.

— Назовём его Пани, — снова вмешался Атитхигва.

— Ну вот и всё. Дальше, как ты понимаешь, начнётся погоня.

— Корова идёт медленнее человека.

— Верно. У стада должен быть запас часов в шесть.

— Это невозможно, — грустно улыбнулся хотар. —Такое стадо увести незаметно? Да от его рёва содрогнутся горы! К тому же наш добрый малый Пани — наивная выдумка. Здесь понадобится целая армия погонщиков. И не шесть часов отрыва от погони, а, по меньшей мере, двое-трое суток. Да и то самое большее — на пятый день коровы окажутся настигнуты разъярёнными скотниками.

Они замолчали. Атитхигва поднял одежду, втянул в неё худые плечи и позвал Индру за собой. Кивком.

— Я не был бы Кавьей Ушанасом, — робко начал воин, — если бы предложил тебе именно этот план.

— Верно, — не удивляясь ответил хотар, — этот план ты предложишь вайшам. Значит, стадо …

— Уведут в другую сторону. А тысячи следов и выломанные заграды должны приманить вайшей на равнину.

Атитхигва сосредоточенно думал над словами Индры.

— Но как это возможно? — тихо спросил хотар не прерывая своих раздумий.

— Положим, следы — не самая сложная часть плана. Ты забыл о колеснице. Пустим сотню колесниц, к которым привяжем катки с деревянными копытами. Всё поле забьём следами. Кто их пересчитает? Тысяча? Сто тысяч?

— А стадо в это время..?

— Постоит за лесом. В другой стороне. Чтобы потом уйти вдоль гор. Пока вайши разберутся что почём, они уже будут слишком далеко. Может быть, в месяце пути от Амаравати.

— Чем люди смогут питаться всё это время? И уйдут ли с ними их семьи? — Атитхигва снова заглянул в глаза кшатрию. Видимо, хотар привык не во всём полагаться на добросовестность собственных ушей. В вопросах передачи полной достоверности хитроумных планов.

Индра улыбнулся. Пойманный взглядом сметливого человека.

— Я был бы не Атитхигва, — осторожно начал жрец, — если б не подозревал, что ты меня дурачишь.

Индра засмеялся.

— Рассказывай, что задумал.

— Третья грань истины, — с удовольствием заметил кшатрий.

— Что? Значит, коровы…

— Останутся в Амаравати. Никуда не уйдут.

Теперь Атитхигва не смог скрыть удивления.

— Всё до противного просто, — говорил Индра. — У нас будет не один загон, а два. Разделим их высокой стеной. Которую можно легко положить на землю и снова поставить. За пару часов стадо отгонят на другую сторону. С вечера мы заставим выдоить всех коров, чтобы они не мычали ночью и особенно утром. Для вайшей в пути мы заранее приготовим небольшие стада. Во-первых, правдоподобно — отбились от перегона, во-вторых, — еда на время перехода.

А жёны скотников через пару недель и погонят коров. Всех коров. Знаешь, почему? Потому, что вайши не вернутся.

— Не вернутся, — повторил Атитхигва.

— Не вернутся! — подтвердил Индра. Это, конечно, проблема, но мы её решим. Ведь колесо катится!

— Уже, — добавил Атитхигва. — Но, чтобы такое получилось, нужно быть больше чем Кавьей Ушанасом.

— Да, — согласился воин, — нужно быть Индрой.

— Хорош бы я был, если б сунул эту шею в ярмо! — говорил Индра, намывая замершего от удовольствия коня. Дадхикра даже перестал жевать. Теперь, когда в загоне мирно паслась пара буланых, Индра мог позволить себе благодушие.

Возле камышовой хижины рядком стояли колесницы. Одна другой краше. Бхригов уже вне мастерового занятия было и не представить. Колесо захватило жрецов настолько, что его изображения помещались на домашней утвари, на телах, в виде татуировок, и даже среди ритуальных принадлежностей арийского обряда по части зажигания огня.

Кое-кто уже приписывал это изобретение Сурье. Такому же круглому, если присмотреться, рискуя при этом обжечь глаза. Бхриги дали своё название колесу — мандала.

Как оказалось, она содержала массу важных и полезных для всякого думающего человека сведений. О жизни, о судьбе, о мировом законе — рите и ещё о множестве существенных и несущественных вещей. Повторяемость — вот что более всего привлекало бхригов в мандале. Подумать только — лишь два года прошло с того момента, когда Индра и Атитхигва собрали первое колесо для предполагаемой повозки, а мыслить уже вне мандалы огнепоклонники попросту не могли.