Исай Калашников - Гонители

— Ин ладно! Кончайте.

Княжеские дружинники в кольчугах и шлемах сбежали с крыльца, похватали посланцев и куда-то уволокли.

Князь Удатный положил руку на плечо Захарию.

— При мне будешь. Завтра тронемся.

Вечером Захарий проверил свой монгольский лук, навострил стрелы, поправил лезвие сабли. Анна собирала в дорожные сумы съестные припасы. В этот вечер после ужина у огня сидели молча. Захарию не хотелось покидать двор, заросший сорной травой, расставаться с Федей и Ясыней, с Анной — все трое за короткое время стали близкими его сердцу.

Достав из-за пазухи мешочек с золотом, Захарий ножом отрезал шнур.

— Возьми, Анна.

— Что это? — Она заглянула в мешочек. — Золото?

— Да. Помнишь, рассказывал о Фатиме? Это ее. Оно чистое, какой была ее душа. Это золото должно принести счастье тебе и твоим детям.

— Ты это отдаешь нам? Ты не хочешь возвращаться?

— Хочу, Анна. Но с войны возвращаются не все. Не приведет господь возвратиться — пусть судьба твоего сына будет более счастливой, чем моя.

Федя свернулся калачиком на старой шубейке, силился не спать, но глаза его смыкались сами собой. Анна держала в опущенных руках мешочек с золотом, смотрела на огонь. Дрова прогорели, но угли пылали ярко, малиновый свет плескался на ее лице.

— Я не изведу твоего золота, Захарий. Возвратишься — все будет в целости-сохранности.

— Беречь его не надо. Пусть будут сыты, обуты, одеты твои дети.

Золото высоко ценят, за крупицы лишают жизни, но и горой золота нельзя купить жизни.

Уехал со двора Захарий рано утром, когда дети еще спали. Анна, повязанная белым платочком, вышла за ворота. Неловко поцеловала его в щеку, надела на шею бронзовый крестик с распятьем.

— Храни тебя господь!

Проехав мимо пустого в этот час торговища (бродячие собаки шныряли между лавок, подбирая что-то на земле, злобным лаем отпугивали друг друга), повернул на дорогу Боричева спуска, сбегающего с горы. Оглянулся.

У ворот все еще белел платочек Анны. Он приподнялся на стременах, помахал рукой.

Близился восход солнца. И Днепр, и Почайная пылали золотисто-розовым светом. Сверху, с Боричева спуска, был виден почти весь Подол. Вокруг торговища стояли дома богатых торговцев, рубленные из толстых бревен, с каменными подклетями, кружевной резьбой по карнизам, крытые тесом, к ним примыкали дворы с глухими заплотами и крепкими надворными постройками. За ними были улицы ковалей, гончаров, косторезов, камнерезов, стеклодувов…

Их дома, обмазанные глиной, крытые камышом, вросли в землю, их окружали огороды с узкими грядками. А над домиками умельцев и другого люда, над домами торговцев возвышались церкви: у торговища снежно-белая, с розоватыми бликами зари — святой богородицы Пирогощей, подальше светло-серая, как бы вырезанная из цельного камня, — святых Бориса и Глеба, еще дальше размытая утренним светом, словно плывущая над тесовыми и камышовыми крышами, — архангела Михаила. Захарий перевел взгляд в то место, где стоял дом его отца, — хотелось еще раз увидеть платочек Анны-горюньи, — но и дом, и улица уже не видны.

Через подольские ворота он въехал в город Владимира, обнесенный крутым земляным валом. Сразу за воротами стоял каменный дворец, по левую руку — церковь Воздвижения, по правую — Десятинная церковь с огромным крутым куполом в середине и четырьмя куполами поменьше на углах. Захарий слышал, что стоит эта церковь без малого две с половиной сотни лет и построена во времена князя Владимира Святого.

Воины, княжеские служки, простолюдье шли и ехали через город Владимира в город Ярослава. В соборе святой Софьи митрополит Киевский и всея Руси с князьями, боярами, воеводами молился господу богу о даровании победы воинству христианскому. Огромная площадь перед собором была заполнена народом. Захарий слез с коня, подняв взгляд на сияющие золотом кресты, вознесенные над куполами, попросил бога вразумить монгольских нойонов, отвратить их острые мечи и сабли от земли Русской, не допустить того позора и погибели, что пали на земли хорезмийцев…

Полки русские двинулись вниз по Днепру. Плыли по течению ладьи, по правому берегу рысили всадники. А на левом появлялись и исчезали вражеские дозоры, изредка пускали стрелы в ладьи, заставляя веселее шевелиться гребцов.

Нойоны второй раз прислали людей для переговоров. На этот раз разговор был коротким.

— Вы послушались половцев, наших послов перебили. Идете против нас идите. Небо нас рассудит.

Мстислава Удатного это взбесило.

— Они еще будут грозить. Камень на шею — и в воду!

Мстислав Романович, не споря с ним, послов отпустил. Князья слегка повздорили. Отъехав, Мстислав Удатный сказал своему зятю Даниилу Волынскому:

— Старый лисовин, крутить-вертеть начинает.

С тысячей воинов Мстислав Удатный и Даниил переправились на другой берег, ударили на дозорные сотни, побили многих, захватили в полон нойона-тысячника из сартаулов Гемябека и отдали его на растерзание половцам.

Следом переправилось и все войско. Удатный опять напал на монголов, смял караулы, отбил много скота и почти без урона возвратился к своим. Эти две победы вознесли его над Мстиславом Святославичем Черниговским и над Мстиславом Романовичем Киевским. Началась меж князьями распря и стужа.

Во второй схватке с урусутскими воинами довелось принять участие и Судую. У него под началом была сотня воинов. В стан вернулся едва ли с половиной. Джэбэ в своем шатре сорвал с него шапку, бросил в лицо.

— Это тебе не советы подавать! Это тебе не под крылом ханского сына сидеть!

Судуй старался не смотреть на Джэбэ. Он ненавидел этого нойона. Из-за него он тут, а не с Джучи.

— Мы дрались, как могли. Урусуты — крепкие воины.

— Будь они даже из железа — заруби или умри сам.

Рядом с Джэбэ сидел Субэдэй-багатур.

— Ты слишком строг с сотником Судуем, — сказал он Джэбэ.

Субэдэй-багатур был суров и неразговорчив, его боялись как огня. Но Судуй заметил, что к нему он благоволит. Об отце спрашивал… Помнит, видно. Он и сотню дал.

— Да, ты слишком строг. Гемябек был храбрый воин. Но он погиб сам и погубил всех своих воинов. Мы далеко оторвались от своих. Каждый человек дорог.

— Я понимаю, — буркнул Джэбэ. — Но обидно. Что делать будем? Если так сражаться и дальше, отсюда не уйдем. Поссорить урусутов с половцами не удалось. И это плохо.

— Уходить надо сейчас. Быстро. Сменяя коней.

— Увидев наш затылок, урусуты пойдут следом.

— Это и хорошо. Отскочим подальше, остановимся. Отдохнут кони, люди.

— Давай все как следует обдумаем. — Джэбэ взглянул на Судуя. — Иди.

Еще раз потеряешь столько воинов, не посмотрю, что твой друг Джучи.