Степан Злобин - Степан Разин (Книга 1)

Ногайцы не ожидали набега. Стада овец и табуны коней разом стали добычей калмыков. Ногайские аулы были охвачены пламенем. Пленных ногайцев толпами угоняли в калмыцкие степи.

В это время в Черкасске готовились казацкие станицы под началом самого войскового атамана; Степан был в ближних его есаулах. Расчет Корнилы был точен: в эту зиму Дон не замерз в низовьях. Он отделял Казыев Улус от Едичульской орды. Чтобы пройти на помощь своим против калмыков, собранные в подмогу панам воины Едичульской орды станут окорачивать путь, поднявшись на север, в земли донских казаков, где Дон лежал подо льдом.

Лазутчики донесли войсковой избе, что ногайцы выступили из аулов и скопляются в тысячи. По этим вестям из Черкасска навстречу им вышли казаки. У донской переправы стремительным и нежданным ударом с пальбою из пушек казаки обрушились на ногайцев и погнали их к югу. Прижав врагов к самому берегу, казаки загоняли их в прибрежные заросли камыша. В февральской воде долго не усидишь: ногайцы сдавались на милость...

Другая часть казаков ринулась по аулам Едичульской орды, предавая их пламени и разорению. Ворвавшись в ногайские Степи, казаки захватывали табуны лошадей, отгоняли овец; связанных воинов гнали в плен за Черкасск...

В погоне за упорным, неутомимым отрядом ногайцев Степан взлетел на высокий курган, с которого были видны азовские башни, как часовые, стоявшие по обе стороны Дона, башни, между которыми были протянуты цепи, загородившие Дон. На левом крутом берегу темнели среди снегов каменные стены и башни самой крепости.

«Вот он, несокрушимый замок на воротах моря. Бельмо на глазу казацкого Дона!»

Лет сорок назад казаки решили разделаться с турецкой твердыней. Об этом поет старинная песня, которую знает весь Дон. Ударили казаки на Азов, выбили турок и крымцев, и стал Азов русской крепостью у ворот моря. Кабы тогда царь прислал воевод, кабы прислал пушек да пороху... Нет, не пособила Москва. Сколько казацкой крови попролито на стенах, а после того как царь указал возвратить твердыню обратно султану, турки построили новые башни... И с тех пор, как бояре не дали помощи казакам и заставили возвратить приморскую крепость в поганые басурманские руки, особенно невзлюбили казаки бояр... Азов был славой казачества, и Азов стал бесславьем его по боярской воле... Не раз и Тимош Разя рассказывал сыновьям, как сидели они в великом осадном сидении в Азове...

«Батьки попримерли ныне, а стены, политые верной их кровью, стоят... Ударить сейчас на стены взятьем, – не ждут гололобые в городе православных, ворваться в город! Сколь славы нам будет вовеки за эко великое дело!..»

От этих мгновенно мелькнувших мыслей у Степана под кожухом по всей спине выступил пот, рука сжала саблю, и только стрела, которая свистнула над головою, заставила казака опомниться и пуститься дальше в погоню...

В виду Азова съехались крестный и крестник к ночлегу, к расставленным казаками шатрам, у которых дымились костры.

С Козыева Улуса и Едичульской орды крымский хан мог собрать не менее пяти тысяч из десяти, обещанных им на помощь панам. Теперь только пленников, угнанных из Едичульской орды, было около двух с половиною тысяч.

– Эх, время для славы приспело, крестный! Давай-ка ударимся на Азов?! – увлеченный победой, воскликнул Степан. – Велишь – тотчас в город влезу всему Дону в радость!

– Когда волки в степи человека обстали, время ли мыслить о том, как он на медведя с рогатиной выйдет! – ответил Корнила. – Покуда с панами война, не осилить русской державе войны с султаном. Постой, вот панов поколотим, тогда нам, бог даст, государь на Азов укажет...

Они ночевали хозяевами. Знали, что не посмеют к их стану приблизиться крымцы.

И, несмотря на сдерживающее слово Корнилы, Степан не мог без боевого волнения смотреть на азовские башни. В ушах у него сама собою слышалась осадная пальба, а глазам представлялись казаки, лезущие по приставным лестницам на каменные стены Азова...

Вдруг поутру с башни Азова, гулко отдавшись в серебряной снежной степи, ударила одинокая пушка. Ядро, высоко всплеснув воду, плюхнулось в незамерзший Дон, а из ворот города тотчас выехало с десяток всадников. Словно в явное пренебрежение к казацкой силе, эта горстка азовцев спустилась к Дону, села в ладью и стала бесстрашно переправляться на правый берег.

Войсковой атаман и его есаулы, по удару пушки вышедшие из шатров, наблюдали приближение ладьи.

– А ну, Стенька, скачи с казаками к бережку послов стретить. Ты ноне в посольских бывалый, – велел Корнила, – а я приоденусь пышнее, барашков велю варить. Они небось постны к нам едут: ведают черти, что досыта их накормлю!

В Азове давно уже было известно, что калмыки пограбили и сожгли аулы Казыева Улуса. Крымский хан без ведома турок сам не посмел бы вторгнуться на казацкие земли. Азов понадеялся на «авось» и указал послать Едичульскую орду в погоню за калмыками прямым путем, почти мимо Черкасска. Войсковой атаман понимал, что турецкий посол теперь будет разыгрывать, будто ему ничего не известно о дерзком походе ногайцев...

Рослый обрюзгший азовский мурза со свитой и переводчиком вошел в шатер Корнилы, где было уже приготовлено угощение. Мурза спросил о здоровье султанского величества. Потом они оба осведомились о здоровье друг друга. Уселись. Турок притворно, будто не знал, спросил, заключила ли мир Москва с поляками. Корнила ответил, что, слава богу, послы говорят о мире и кровь на полях перестала литься.

И только уже за едой, ловко управляясь с головою барана, мурза со скрытой усмешкой спросил атамана:

– За сайгаками, что ли, так далеко ускакали казаки?

– Едичульских ногайцев маленько пришли поучить, – спокойно ответил Корнила.

– Чего ж ты на них? – спросил турок так, словно ему было это почти безразлично и спрашивал он лишь из вежливости, изобразив любопытство.

– Мыслили дурни, что мы на войне, да полезли в казацкие земли, ан государь казаков отпустил из Польши... И наскочила коза на капусту...

Мурза засмеялся, но тут же надулся спесью.

– Султан осерчает на вас, – сказал он, – ногайцы – султанские люди.

– Так, стало, султан их послал в казацкую землю?! – воскликнул Корнила. – А я мыслил, султан не на нас, на них осерчает!

– Ты хитрый! – ответил мурза и засмеялся, потряхивая животом. – А много добычи угнал у ногайцев? – спросил он.

– Я загадку люблю загадать, – отозвался Корнила. – Сколь овечек я тебе подарю – у меня останется вдвое, а сколь коней я тебе подарю – у меня останется впятеро больше, а сколько я добыл, ты сам сосчитай.

При этих словах Корнила мигнул есаулу Макушеву, и тот пошел из шатра готовить подарки.

Услыхав про подарки, мурза просиял. Он тотчас понял, зачем пошел из шатра есаул, но не хотел сразу сменить тон беседы.