Сергей Зарубин - Трубка снайпера

Закинул Номоконов ремень винтовки на плечо и прямиком пошел в расположение своего взвода. Позади слышался дале­кий гром орудий, в небе с вибрирующим свистом проносились снаряды. Где-то далеко справа торопливой скороговоркой час­тили пулеметы.

Всю ночь вместе с товарищами углублял Номоконов траншею, проходившую по гребню высоты. Здесь он узнал, что солдаты и командиры, выходившие из окружения, зачислены в состав войск, которые должны задержать немцев, дать возможность главным силам отойти на более выгодную позицию, что уже дважды наши артиллеристы накрывали огнем переправы врага.

Ночью немцы били из орудий, появились раненые, и лейте­нант Козлов сам разыскал Номоконова. Солдат хотел попроситься к стрелкам, но командир, собрав санитаров, уже давал приказания. Пришлось подчиниться. Тяжело раненых выносили к проселоч­ной дороге, где стояли повозки. Легко раненые шли, их надо было поддерживать, ободрять. Пожилой солдат с оторванными пальцами на руке сообщил, что снарядов осталось мало, немцы в двух местах наводят новые переправы и скоро пойдут танки. Артиллерийский бой разгорался все сильнее, из тыла подходила подмога. Среди солдат, спешивших на передний край, были и безоружные – они просили винтовки у санитаров.

Всю ночь и все утро выносил раненых усталый и голодный Номоконов, а в полдень попался на глаза командиру взвода.

– Где винтовку взяли?

– Чего вчерась не слушал? – рассердился солдат. – Еще оттуда принес, из огня!

– В отделение младшего сержанта Смирнова, – распорядился Козлов. –Живо!

Сотню патронов выдали Номоконову, маленькую лопатку. Вчетвером двинулись за передний край и побежали к реке. Боль­шой, широкоплечий командир отделения Смирнов играючи нес ручной пулемет, на ходу объяснял задачу.

– Ни шагу назад! – потребовал он. Окопались в сосновом редко­лесье, из которого просматривалась большая поляна. Номоконов устроился за вывороченными корнями пня и поднял винтовку. Це­лей было много. Неторопливо наводил он мушку на людей в зеле­ной одежде. После выстрелов они подпрыгивали, падали, засты­вали. Редкими очередями бил из пулемета командир отделения.

К вечеру загремело в лесу, застучало, заухало. Послышались громовые разрывы, рев моторов. Тяжелый танк появился возле больших сосен, замигал стрекочущей светлой строчкой.

Отстреливаясь, солдаты перебежали к траншее. Бой шел до сумерек. А потом всем приказали отходить. Лейтенанта Козлова уже не было в живых, а его подчиненные расстреливали после­дние патроны. Вспышки, разрывы, крики… Номоконов попятился в глубь леса, в упор застрелил немца, выбежавшего из-за куста, забрался в густой ельник. Младший сержант был рядом – испу­ганный, без пулемета. Номоконов потянул метавшегося челове­ка к земле, прижал, успокоил:

– Не шевелись теперь, лежи. Ночью фашисты слепые, чай ва­рят, спят. Уйдем.

Всю ночь таежный следопыт вел Смирнова на восток, порой тянул его за руку. Шли осторожно: ощупывали деревья, прислу­шивались. Утром недалеко от проселочной дороги мгновенно вскинул винтовку Номоконов, в кого-то выстрелил. В новеньком рюкзаке гитлеровца, свалившегося вместе с велосипедом в канаву, оказались сигареты, хлеб и консервы. Младший сержант схватил автомат убитого, осмотрел магазин, полный патронов, прицепил к поясу гранату с длинной рукояткой, зашагал быстрее. Наверное, ему было стыдно.

– Теперь моя очередь, – сказал он. – Я пойду впереди.

– Правильно, – согласился Номоконов. – Теперь можно, ко­мандир, вали. С оружием чего в лесу зря шататься?

Вдвоем часто подходили к дороге, по которой двигались на восток немецкие войска, осматривались, выбивали цель. Сухо тре­щала очередь, гулко звучал винтовочный выстрел. Крутой вираж делал мотоциклист. Брызгало осколками ветровое стекло легковой автомашины. Или грузовик, случалось, останавливался. Выпры­гивали из кузова немецкие солдаты, открывали дверцу машины, с удивлением смотрели на шофера, вывалившегося к их ногам, густо били из автомата по канавам и деревьям, поливали длинными очере­дями бугорки земли, пни и кустарник.

Шли на восток четыре дня.

Не пришлось младшему сержанту Смирнову и солдату Номоконову опять переходить через линию фронта – она откатилась назад.

Туда же промчались немецкие легковые машины, покатили гру­зовики, потащились повозки. Послышались близкие орудийные вы­стрелы. А потом, все сокрушая, пронеслись танки с красными звез­дами на башнях.

Это было 16 августа 1941 года.

В тот день сидел Номоконов среди своих солдат, ел жирные щи, с наслаждением потягивал из кружки густой, черный чай. Вечером он разжег костер, в одиночестве долго сидел возле него, о чем-то думал. Подошел младший сержант Смирнов, расстелил шинель, улегся под деревом, но вдруг поднял голову. Закрыв глаза, Номоконов покачивался, говорил сам с собой, тихо тянул зауныв­ную мелодию.

– Вы чего, Семен Данилович? Молитесь?

– Нет, командир, – спокойно сказал Номоконов. – Это я песню вспомнил. Из нашего рода, старинную…

Номоконов раскалил проволочку, которой прочищал мундш­тук своей большой обкуренной трубки, и, шевеля губами, выжег на ее остове несколько точек. Легкие дымки взвились и растаяли в воздухе. Смирнов блаженно вытянул ноги, положил голову на ло­коть и отвернулся – мало ли что придет в голову человеку со скула­стым лицом, раскосыми, очень спокойными глазами. Младший сержант слышал слово «дайн-тулугуй», которое произносил Но­моконов, но не решился спросить, что значило оно: каменно стро­гим стало лицо солдата.

В середине августа 1941 года только что сформированная 34-я армия и часть сил 11 –и армии Северо-Западного фронта при актив­ной поддержке авиации нанесли внезапный контрудар из района юго-восточнее Старой Руссы в северо-западном направлении.

Тысячи солдат и командиров, выходивших из окружения, прим­кнули к частям, контратаковавшим гитлеровские войска. В красно­армейской книжке Номоконова отметили, что он имеет «тульскую винтовку № 2753, вещевой мешок, котелок и флягу с чехлом». Люди, к которым попадали документы пожилого солдата, катего­рически требовали идти туда, где одуряюще пахло лекарствами, где метались и бредили раненые. Гитлеровцы подтянули к месту прорыва крупные силы, завязались тяжелые бои, и Номоконову при­казали выносить с поля боя раненых и убитых. Немцы стреляли в санитаров из пулеметов, накрывали минами… Людям же с красны­ми крестами на сумках отвечать на огонь не полагалось.