Чабуа Амираджиби - Дата Туташхиа. Книга 3

– Шалва, браток,– рассмеялся Мушни,– если б разбойничали столько, сколько об этом говорят, страна наша принадлежала б разбойникам.

– А наш отец так и говорит.

– Он имеет в виду других разбойников, а не тех, что на дорогах отнимают у старух хурджины. Ну, пошли!

Сейчас я увижу Дату и Мушни вместе! Сердце мое, пока мы поднимались по лестнице, трепетало и колотилось, как пойманное. Один – абраг, другой – начальник политической разведки. И они – братья...

Сперва Мушни подошел к матери и приложился к ее руке, потом расцеловал обоих – и отца, и мать. Дата встретил его стоя, и несколько мгновений братья смотрели друг на друга. Мушни сделал шаг к Дате – двинулся навстречу ему и Дата. Они пожали руки друг другу и обнялись. Мне видно было только лицо Мушни. Он положил голову на плечо Даты и затих. А потом заговорил... Заговорил о том, как изменился брат, как постарел («больше, чем я ожидал»)... и слезы выступили на глазах у Мушни. Мне показалось, еще немного, он и вовсе разрыдается.

Запричитала Тамар, Магали бросился ее успокаивать: смотри, прибегут соседи, будут выспрашивать, что за беда стряслась. Пошли к столу, и братья сели друг против друга. Мушни все вздыхал и утирал слезы.

– Чтоб было у тебя все ладно, брат!.. А я уж как-нибудь...– сказал Дата и отпил вина.

Никому не хотелось есть, но ужин был на столе, и что-то в этом безмолвии надо же было делать. Отец благословил застолье, все перекрестились и принялись за еду.

– Я вижу, Дата,– заговорил Мушни,– ты пришел точно в назначенное время. Изменил испытанной привычке?

– Ты еще не заслужил от меня оскорбления.

– Не понимаю?

– Я пришел в то время, которое ты назначил. Меня звал мой брат и честный человек, и, не приди я вовремя, это означало бы, что я сомневаюсь, что ты мой брат и рыцарь. Я не мог себе позволить усомниться в тебе.

Магали улыбнулся, гордый ответом Даты. Тамар уткнулась снос рукоделие – один сын не должен был заметить радости, Оста пленной словами другого сына.

– А что бы ты сделал, если б кто-нибудь, назвавшись моим именем, устроил здесь ловушку? – спросил Мушни, улыбнувшись.

– Твою просьбу передала мне Эле, – Дата не поддержал шутки брата,– и условия встречи принесла она, и о моем согласии ты от нее услышал. Чужие не вмешивались в наши переговоры. Кто же мог поставить западню, Мушни?

– Случай. – Мушни все улыбался.

– Случай? – Дата взглянул на Мушни, чтобы понять, куда он клонит. – Для случая я всегда должен быть готов.

Кусок мяса, поднесенный было ко рту, лег на тарелку. Мушни поднялся, и взгляд его ощупал все стены и углы.

– Где твое оружие, Дата?

– Со мной лишь это,– Дата положил руку на чоху. – Остальное спрятано... Приходить сюда с оружием?.. Что бы ты подумал?

Магали тоже обвел глазами комнату, только теперь заметив, что Дата без оружия.

– Аза пазухой у тебя что – как прикажешь считать? – спросил Мушни, помедлив.

– Я привык к оружию. Без него мне не по себе. Так и считай. Ужин проходил в молчании, каждый глядел в свою тарелку, а я потихонечку поглядывал то на братьев, то на мать с отцом, то на сестру.

– Какое же это оружие? – Мушни не поднимал глаз.

– Наган.

К той поре возраст и горести совсем сломили нашу мать Тамар. Она вся согнулась. Но тут вытянулась как струна и сидела прямо и напряженно. Странно было видеть это. Она переводила взгляд с одного сына на другого, и взгляд этот был строг и непримирим. Я был воспитан ею и знал это ее состояние – оно овладевало нашей матерью, когда она чувствовала себя оскорбленной или сердце ее предвещало беду, нависшую над ее детьми. В эти минуты она была как тур на краю обрыва. Напрягся и Мушни. Положив нож и вилку, он долго вглядывался в лицо Даты и наконец сказал:

– Достань его. Хочу посмотреть.

Дата не понял брата.

Мушни взглядом показал на грудь Даты.

Дата помедлил, наверное, не больше мгновения, вытащил из-за пазухи наган и, положив его на ладонь, протянул Мушни. Мушни разглядывал оружие, не притрагиваясь к нему, а потом взял и, раскрыв барабан, повернул к нам.

В цилиндре был один патрон.

– Нервы у тебя, как погляжу, стали сдавать! – сказал Мушни и, захлопнув наган, вернул Дате. – Стареть начал. Не рановато ли?

– Что здесь происходит? – Голос Магали был строг и холоден.

– Пусть сам скажет,– отозвался Мушни. Я ничего не мог понять, но у меня свело дыхание, бросило в жар и голову как тисками схватило.

– Неужели страх смерти так овладел твоей душой, что ты готов к самоубийству? – спросила мать.

Дата рассмеялся и покачал головой.

У Мушни дрогнули скулы и, мне показалось, свело подбородок,

– Что... – Голос его сорвался, и он должен был начать снова.– Чего ты ждал?

– Ты же сам сказал – случай! – спокойно ответил Дата.

– Уймитесь! – приказала мать, и все вошло в обычное русло.– Такая смерть была бы не одной твоей смертью, Дата... Пусть и Мушни знает. Это для всей семьи позор!

Получалось, что Мушни способен на измену и западню. Мушни понял это и вспыхнул, но возразить матери не посмел и, справившись с собой, сказал, тяжело роняя слова:

– Если я паду до того, в чем Дата и вы, матушка, меня заподозрили... тогда и правда лучше вам наложить на себя руки, чем иметь такого сына и такого брата.

– Не то говоришь... – начал было Дата, но мать его перебила.

– Не вами начинается и не вами кончается наша семья и род наш. Помните это! У нас с отцом есть сыновья и внуки, до нас были деды и прадеды, и кости их еще не истлели. Мы живем, окруженные большой родней. Человек жив человеком!

– Мы оба это знаем, мать,– тихо сказал Дата. – И никто из нас еще ни разу не осрамил свою семью дурным поступком.

– Больше не хочу об этом,– холодно сказала Тамар, но ее остановил наш отец.

– Если еще раз Мушни позовет тебя, но червь сомнения шевельнется в тебе, Дата, иди к нему с оружием. Встретишь измену – с тобой оружие, уйдешь из западни, тебе не привыкать. Если узнаешь, что западню поставил Мушни, поступай, как найдешь нужным, но чтобы никто на этом свете, ни один человек, не узнал и не понял, где здесь концы. Когда в честной семье заводится подлец и негодяй, никто в семье не имеет права обращать совершенное злодеяние в проклятие всего рода. Честь семьи должна оставаться незапятнанной и ныне, и в грядущем. Я учил вас: в своей стране ты посланец своей семьи, вне страны– посланец своей родины, ибо на родине твои поступки – это лицо твоей семьи, а за ее пределами они лицо твоего народа. Это и есть праведная жизнь, Дата. И ты, Мушни, тоже должен это понять.

– Я уже сказал, а теперь скажите вы, отец: прийти к брату с оружием – оскорбление для него или нет? – спросил Дата.

– Так ведь... – начал было Мушни, по Дата поднял руку:

– Одну минуту... Случай, как назвал это Мушни, или что другое – исключать нельзя?