Сергей Алексеев - Крамола. Книга 1

— Здравствуй, разлюбезный, — похохатывал хозяин. — Снимай шкуру-то — да к печи. Сейчас и чай пить будем!

— Кто ты? — спросил Андрей, сдирая одежду.

— Кто-кто — человек! — чему-то радовался старик. — Хуторок вот держу. А зовут Галактион. Имечко мне дали — господи! И не скажешь сразу. Ты зови меня, разлюбезный, Галя. Оно и ласково, и коротко.

— Где я? — Андрей посмотрел на свои черные, в медвежьем сале, руки.

— Да на хуторок вышел, разлюбезный, — заворковал старик. — Давай полью, умойся. Эк умазался‑то!

Андрей прошел к медному тазу в углу, подставил ладони. Старик достал с полки горшок и наклонил. Однако вместо воды в горшке оказалось маленькое белое яичко.

— Чтоб его! — весело ругнулся Галя. — Найдет же место нестись!

— Кто? — машинально спросил Андрей, глядя на яичко в своих ладонях.

— Зимородок, кто ж еще! — засмеялся старик. — Воду мою выпьет, а яичко оставит.

Он зачерпнул горшком воды из кадки, полной до краев. Убрал яичко, насыпал золы в руки Андрею, стал поливать.

— Три-три, хорошенько три, — приговаривал он. — Вечерком-то баньку истопим. От уж попаримся!

Умывшись, Андрей сел за стол, а Галя принес из сенцев корзинку с крупными и краснобокими яблоками, поставил на стол.

— С яблочками попьем, — радовался он. — Нынче уродились яблочки-то. Зимородок три короба притащил. Сказывал, еще надо, так и еще принесет. Ешь на здоровьичко!

— Какой зимородок? — Андрей не успевал осмысливать все, что говорил словоохотливый старик.

— А птичка такая! Уж до чего вредная, и не скажешь. Все супротив сделать норовит. Под воду ныряет и сидит на яйцах зимой…

Андрей взял яблоко, откусил рассыпчатую сладость, но тут же сморщился: зубы шатались и болели.

— Ты ножичком, ножичком порежь — да в чай, — посоветовал Галя. — Они распарятся и мягонькие будут.

— Давно хожу, — вдруг признался Андрей. — Отвык, чуть не озверел…

— Да ничего, скоро привыкнешь, — старик метнулся к окошку, склонился, что-то высматривая, и, схватив душегрейку, бросился к двери. — Пей, пей чаек-то! А я сейчас! Заблудились, окаянные, опять не туда летят. Да, поди, последние. Ишь, припозднились-то как!

Едва старик скрылся, Андрей тоже глянул в окошко, но возле хутора никого не было. Ощущение тревоги обожгло голову. Он схватил винтовку и осторожно вышел в сени, приоткрыл дверь: старик стоял среди поля, задрав голову к небу. Самые разные предположения искрами проскакивали в сознании Андрея, пока он не увидел тяжело летящую стаю журавлей. Клин шел неровно, колыхался, и переклик птиц походил на человеческую речь.

А старик неожиданно поднял руку с растопыренными пальцами и медленно опустил к земле. И вслед за его рукой журавли застопорили полет, забили крыльями морозный воздух и, кружась, а то и падая, опустились на землю.

Озноб непонятной жути сковал спину и затылок. Цепенея, Андрей чувствовал, как слезы застят глаза, и потому очертания птиц на поле двоились и троились. Галя махнул еще раз, крикнул, что-то. Журавли поплыли к залогу, к суслонам, а старик потрусил к избе.

Андрей поспешно вернулся к столу, сунул винтовку в угол.

— Молодые, ленивые, — весело заругался Галя с порога. — Это же надо до такой поры сидеть? Далеко, так что? Сиди не сиди — ближе не станет… Ладно, давай, разлюбезный, чаек пить!

Он схватил сапожок, раскочегарил самовар и сел за стол. Благоговейно налил кипятку, сдобрил его заваркой и, распустив в блюдце, с удовольствием отхлебнул.

Андрей вновь встал к окну. Журавли, окружив суслон, общипывали льняное семя.

— Пасутся? — спросил Галя. — Ну и пускай. Пощиплют — да полетят. Нечего волынку тянуть.

— Чудо, — выдохнул Андрей и диковато посмотрел на старика. — Это же чудо…

— Ну, разлюбезный! — радостно захохотал тот. — Какое же чудо? Чуда ты еще не видал. Оно вон у меня под печкой стоит. Вот уж чудо так чудо! Я его лет двадцать назад на ярмарке купил… Да ты пей, а я сказывать буду, пей!

Андрей послушно сел и взял чашку. В голове все смешалось — явь и сон одновременно.

— Так вот, привожу домой, народ собрался, глядят: чего такое Галя купил? И ну меж собой судачить. Чудо, говорю, купил! Кто смелей — выходи чудо руками пощупать! Вот один человек идет ко мне, а у самого руки трясутся — дай-ко пощупаю! Ну, дал я ему, а сам эдак-то колесо ка-ак поверну!..

На улице послышался пронзительный крик. Журавли взметнулись вверх; заложив большой круг, выстроились и потекли по чистому небу. Галя отвернулся от окна чем-то обеспокоенный и забыл, о чем рассказывал.

— Спугнул кто-то, — пожалел он. — Недоемши полетели… Да ничего, поди, жиру-то нагуляли, дотянут… Вроде не сулился никто?

Андрей покосился на печь, где чернел темный, как берлога, лаз.

— А-а! — вдруг догадливо протянул Галя. — Вон кто пожаловал. Ишь как летят, варначье…

— Кто там опять?

— Да казаки скачут, — бросил старик. — Кто ж еще нынче по дорогам-то летает? По небу — птицы, по дорогам — казаки…

Андрей не поверил, но все-таки сунулся к окну: казачий разъезд в шесть человек уже привязал лошадей у ворот и под лай собак шел к избе. Урядник с обветренным лицом что-то кричал, показывая на улетающих журавлей. Андрей схватил кожух, метнулся к винтовке, но Галя остановил его, взял за руки:

— Ой, да погоди! Пускай заходят. Глаза-то узкие, поди, и не заметят.

— Ты что, старик?

— А садись-ка вот сюда, в уголок, — он подтолкнул его к дальнему краю стола. — Я тебя яблочками-то прикрою, и вовсе не заметят.

Бежать было поздно: в сенцах скрипели половицы. Андрей сел в угол и положил револьвер на колени, прикрыл его скатертью. Корзина с яблоками стояла перед лицом, но прикрыть, конечно, не могла…

— Заходите, заходите, гости дорогие, — запел Галя. — Гляжу — едут, родимые. А то все один да один, поговорить не с кем, чайку попить не с кем. Вот хорошо, что навестили старика…

— Никто не заезжал к тебе? — спросил урядник.

— Рад был бы, да не едут, — загоревал Галя. — Вареньев летом наварю, грибов насолю, а угостить некого. Вы уж садитесь к столу-то, самовар вот ставлю. Мигом поспеет.

Казаки сняли кожухи, составили карабины в угол, выпутались из ремней и сели к столу. Вполголоса заговорили не по-русски, тыча пальцами в корзину с яблоками.

— Ешьте, ешьте! — подбодрил старик. — Что на столе — все ешьте.

Казаки расхватали яблоки, стали есть с удовольствием и жадностью.

— Соскучились по фруктам, — объяснил урядник. — У нас на родине слаще растут. Да и крупнее.

— На родине оно все слаще да вкусней, — согласился Галя. — Нам вот эти за милу душу.

Старик расставил глиняные кружки и стал разливать чай.

— Это правда, будто ты чудеса показываешь? — вдруг спросил урядник. — Будто глаза отводить умеешь?

— Могу! — обрадовался Галя. — Что могу, то могу. Насчет глаз не скажу, а чудеса умею.