Юрий Вронский - Юрьевская прорубь

Мартин прятал глаза — боялся, что дедушка прочтёт в них, сколь занимают его и лавка, и пфенниги, и вся обширная торговля Фекингузенов, которую он со временем унаследует, Он был поглощён одной мыслью: как ему вырваться из лавки и увидеться с Николкой, который, конечно, неспроста появлялся возле их дома.

В конце концов Мартин рассудил, что ему ничего не остаётся, как отправиться ночью к собору и попытаться найти мешок. Если мешок снова окажется на месте, дедушка убедится в честности младшего приказчика и освободит Мартина от обязанности томиться в лавке.

И вот ночью он в одних чулках спустился своим бесшумным способом по лестнице, осторожно отодвинул засов и прошмыгнул мимо нижнего окна — здесь, рядом с лавкой, была комнатка старшего приказчика. Лишь отойдя подальше от дома, Мартин сел и обулся.

Он сто раз чуть не умер от страха, пока шёл к собору, но не отказался от своей затеи.

Мешок нашёлся в шиповнике — там, где мальчики ждали появления Домской девы и невольно подслушали разговор слуги епископа с соборным сторожем. Утром мешок уже лежал на том месте, откуда Мартин взял его накануне русского Нового года.

И действительно, на другой день дедушка сказал, что Мартину уже нет нужды находиться в лавке, что, пожалуй, будет лучше, если он сможет больше времени уделять Священному Писанию и прочим наукам, дабы как следует подготовиться к поступлению в духовный коллегиум.

Мартин чувствовал себя победителем. Он победил самого себя — преодолел страх, от которого пересыхает в глотке, а руки и ноги делаются бессильными, словно тряпичные. Он заставил себя сделать то, что считал нужным, невзирая ни на какие препятствия. Он был радостен и горд. Даже тревога, поселившаяся в нём с тех пор, как он стал невольным обладателем чужой опасной тайны, за одно только знание которой могут повесить, ослабела, спряталась, и ему с лёгким сердцем мечталось о предстоящей встрече с Николкой.

Он не мог знать о разговоре, происшедшем между дедушкой и старшим приказчиком вечером того дня, когда старший приказчик обнаружил злополучный мешок на том самом месте, где тот лежал до исчезновения. Старший приказчик сказал хозяину, что у него язык не поворачивается сообщить о своих новых подозрениях, но и молчать ему не позволяет долг старого верного слуги, который всем обязан своему благодетелю.

Хозяин изъявил желание выслушать его, и приказчик поведал следующее. Страдая, как известно хозяину бессонницей, он по ночам от скуки иногда глядит в окно. Так было и в ночь накануне того дня, когда обнаружилась пропажа мешка. Как раз наступило полнолуние, и на улице было довольно светло. Вдруг под окном прошмыгнул — кто бы вы думали? — Мартин! Невероятно, но это был он. Мальчик возвращался откуда-то в три часа пополуночи! Старший приказчик был так ошарашен, что не поверил своим глазам. Он решил, что ему померещилось — чего не бывает от бессонницы! Поэтому в тот раз ничего не сказал своему хозяину. Но с тех пор каждую ночь сидит у окна. И вот нынешней ночью он снова видел Мартина. Мальчик вышел из дому, а примерно через час вернулся. И, представьте себе, наутро пропавший мешок оказался на прежнем месте!

Трясоголов спросил, не могло ли старшему приказчику померещиться и в ту, и в эту ночь? Приказчик ответил, что могло и что именно поэтому, дабы проверить самого себя, сразу после ухода Мартина он пошёл посмотреть засов. Засов был отодвинут. Старшему приказчику не хотелось будить хозяина и устраивать переполох, к тому же дверь могла остаться незапертой из-за простой оплошности. Он не тронул засова, а завязал дверь крепкой ниткой — такой, чтобы она не могла оборваться случайно. После возвращения Мартина нитка оказалась порванной. Старший приказчик показал хозяину обрывки.

Да, сомнений не было. По крайней мере в последнюю ночь старшему приказчику не померещилось. Трясоголов только выразил удивление, что сам он, старый человек, тоже знакомый с бессонницей, ни в одну из этих ночей не слыхал скрипа лестницы, от которого, по его мнению, просыпаются и праведники в раю, когда кто-нибудь идёт по её ступеням.

Вот то-то и оно, что не по ступеням! Старший приказчик показал хозяину, как его внук ходит по лестнице, если ему надо пройти неслышно. Приказчик был на редкость обстоятельный человек: когда Мартин вернулся, он тихонько вышел в прихожую и не столько подглядел, потому что было очень темно, сколько догадался, не услышав скрипа, каким образом Мартин поднимался по лестнице.

Утром он сам попробовал пройти по ней тем же способом — лестница и не скрипнула!

Голова хозяина затряслась сильнее, чем обычно. Он спросил старшего приказчика, что он обо всём этом думает, и тот ответил:

— Я подозреваю, что младший приказчик вовлек ребёнка в какие-то тёмные дела, может быть, держит его под страхом какой-нибудь угрозы, и несчастное дитя помогает ему во всех его плутнях.

Дедушка вспомнил лицо Мартина. Трудно представить себе, чтобы мальчик с таким простодушным лицом — слишком простодушным! — занимался плутнями. Ну, а если старший приказчик прав? Сколь же лукав, значит, его внук, раз он столь искусно носит личину простодушия! Старый купец не испытал при этой мысли особенного огорчения, скорее напротив. «Может быть, наша порода всё же побеждает?» — подумал он с надеждой.

Сперва Трясоголов решил учинить внуку суровый допрос, но потом передумал. «Если он испугается и запрётся, я своим допросом только помогу младшему приказчику замести следы, — рассудил старик. — Лучше покуда делать вид, будто я ни о чём не подозреваю, и понаблюдать за ним и за Мартином».

— Значит, пиши, — говорил Николка Мартину, стоявшему на коленях перед сундучком, на котором лежал листок бумаги. — Пиши так: «Магистр собирает сто тысяч войска и зимой, как только станет лёд…»

— Погоди, не поспеваю, — прервал его Мартин.

Он высунул кончик языка и сопел от усердия, выводя гусиным пером замысловатые готические закорючки. Время от времени он макал перо в глиняную чернильницу и, прежде чем писать, стряхивал лишние чернила, чтобы не посадить кляксу. Написав сказанное Николкой, он выжидательно поднял на него глаза. Николка посмотрел на строчки, косо бежавшие поперёк листка, и сказал, что писать дальше. Грамотка получилась недлинная — на листке ещё оставалось место. Николка попросил прочесть всё целиком, и Мартин прочёл:

— Магистр собирает сто тысяч войска и зимой, как только станет лёд, двинет всю силу на Псков.

Посмотрев на оставшееся место и подумав, Николка сказал:

— Добавь ещё вот что: «Изведу, говорит, Псков раз и навсегда!»

Когда послание было закончено, Мартин подул на строчки, чтобы высохли чернила. Николка старательно скатал листок в тугую трубочку и вложил в стебло, потом размягчил в пальцах комочек воска и залепил отверстие, чтобы обезопасить грамотку от сырости. Он поймал сидевшего в малом отсадке голубя, и мальчики крепко привязали своё письмо суровой нитью к хвостовым перьям. Голубь всё время вырывался из рук — одному с ним нипочём было бы не справиться.