Unknown Unknown - Сказание о Ёсицунэ (пер. А.Стругацкого)

Так помолившись, он поднялся и отошёл к югу на сорок-пятьдесят шагов. Там росло большое дерево.

В стволе он увидел огромное дупло. Да в нём могли бы укрыться сразу несколько человек! «Подходящее место, – подумал Ёсицунэ. – Здесь я подожду и отсюда выйду рубиться». И он стал ждать с обнажённым мечом наготове. И вот появился Танкай.

Он шёл в сопровождении пяти или шести дюжих молодцов в панцирях и, поскольку был знаменитым вожаком беззаконных камнеметчиков, внешностью и нарядом своим совершенно отличался от всех прочих людей. На нём были исчерна-синие одежды, поверх которых облегал его плетёный кожаный панцирь, изукрашенный белыми, жёлтыми и синими волнистыми полосами – узором под названием «узлы и удавки»; у пояса имел он огромный меч, украшенный красным золотом, и кинжал длиной в сяку и три суна, задвинутый в восьмигранные ножны персикового цвета с белым лепестковым узором, и ещё нёс он, словно трость, огромную алебарду. Что же до внешности, то хоть и был он монахом, но голову не брил никогда, и она густо обросла волосами, поверх которых был напялен боевой колпак; верхушка колпака была заломлена, жёсткие пряди торчали из-под него во все стороны и загибались к небесам. Словом, статью своей Танкай являл борца сумо, а видом решительно смахивал на чёрта.

Согнувшись в дупле, вперил в него свой взор Ёсицунэ и тотчас же заметил, что шея Танкая ничем не прикрыта и рубить по ней будет удобно. Танкай же, не подозревая, что его ждут и выбирают миг для разящего удара, повернулся к храму и произнёс такое моление:

– О всемилосердный Тэндзин! Желаю, жажду: продай в мои руки прославленного доблестью мужа!

Ёсицунэ всё было видно и слышно, и он подумал: «Вот она, карма! Бывалый вояка, а не ведает, что наступил его смертный час! Сейчас он умрёт!»

Он уже поднял меч для удара, но остановился. «Так не годится, – сказал он себе. – Этот человек возносит молитву тому же божеству, которому вверил себя и я, и это трогает моё сердце. Ведь я уже осенён благодатью храма, он же находится лишь на пути к ней. Достойно ли будет зарубить собрата по вере, не успевшего ещё завершить задуманное моление?»

Так рассудил Ёсицунэ, хотя спокойно пропустить мимо себя ненавистного врага и ждать затем его возвращения труднее, нежели ждать, пока крошечный росток превратился бы в знаменитую тысячелетнюю сосну в Сумиёси на берегу Суминоэ.

Между тем Танкай со своими спутниками вошёл в храм и огляделся, но там никого не оказалось. Встретился ему храмовый монах, и он спросил безразличным голосом:

– А не заходил ли сюда малый такой-то и такой-то наружности?

– Был такой, да давно уж ушёл, – ответил монах.

– Экая досада, – сказал Танкай своим молодчикам. – Приди мы пораньше, мы бы его не упустили. Верно, теперь он уже в доме у Мастера. Ладно, пошли, я его вытащу оттуда и зарублю.

– Так и следует! – откликнулись молодчики, и все семеро они вышли из храма.

«Наконец-то идут!» – подумал Ёсицунэ, истомившийся от ожидания в своей засаде.

Они были от него на расстоянии в два десятка шагов, когда подручный Танкая, монах по имени Дзэндзи, вдруг сказал:

– Я знаю, этот юнец – сын императорского конюшего левой стороны, Усивака из обители Курама, после обряда первой мужской причёски он был наречён именем Минамото Куро Ёсицунэ. Так вот, он слюбился с дочерью Мастера, а женское сердце таково, что если женщина отдастся мужчине, то совершенно теряет разум. И если она прослышала о нашем деле, то непременно дала ему знать, и он, может быть, уже поджидает нас в тени хотя бы и того вон дерева. Следует нам быть настороже.

– Зря беспокоишься, – отозвался Танкай. – А впрочем, можно попробовать его окликнуть.

– И что будет с этого толку? – спросил Дзэндзи.

– Да то, – сказал Танкай, – что ежели он храбрец, то скрываться не станет, а ежели трус, то при виде нас всё равно не осмелится выйти.

И Ёсицунэ подумал: «Что ж, чем выходить на них просто так, пусть сперва окликнут меня, и я отзовусь и выйду».

Танкай встал перед деревом и злобно заорал:

– Явился ли сюда со двора Мастера Киити последыш Минамото?

Но не успел он закончить, как из кромешной тьмы перед его глазами сверкнул меч и прямо на него устремился Ёсицунэ.

– Кто это? – пробормотал Танкай, попятившись.

– Если не ошибаюсь, это ты, приятель Танкай? Ну, а я – Ёсицунэ!

Только что все эти молодчики грозились и хвастались, а теперь бросились врассыпную, и сам Танкай отбежал шагов на двадцать, но тут же остановился и произнёс:

– Жизнь или смерть, но не подобает праздновать труса воину с оружием в руках!

С этими словами он перехватил поудобнее свою огромную алебарду, взмахнул ею и ринулся в бой.

Ёсицунэ, потрясая коротким мечом, набежал на него. Закипела яростная схватка. Ёсицунэ, постигший все глубины боевого мастерства, неустанно теснил противника, и под градом ударов Танкай понял, что ему не одолеть противника. В панике рассёк он воздух алебардой и отступил на шаг, и в тот же момент Ёсицунэ одним ударом разрубил её длинное древко. Танкай выронил обломки, а Ёсицунэ подскочил к нему вплотную и с размаху нанёс боковой удар. Кончик меча пришёлся точно по шее, и голова Танкая покатилась с плеч. И рухнул Танкай, и испустил дух в свои тридцать восемь лет. В народе говорят, что пьяницу сёдзё не оторвать от бочки с вином. Так и злолюбивый Танкай неотрывно был привязан к никчёмным людишкам и не сделал ничего путного, и жизнь его прошла как пустой сон.

Молодчики его при виде гибели главаря подумали:

«Если уж свирепому Танкаю не повезло, то нам это и подавно не с руки». И, так подумав, они бросились бежать кто куда. Заметив это, Ёсицунэ сердито вскричал:

– Эй, подлецы! Всех перебью! Небось когда шли с Танкаем, то обещались, что один за всех, а все за одного? Мерзавцы! Вернитесь, выходите на бой!

Но они в ответ припустили ещё быстрее. Тогда он кинулся в погоню, настиг и с маху зарубил одного там, загнал в угол и безжалостно зарубил ещё одного здесь, и так всего полегло от его меча трое. Двое же убежали.

Он отрезал три головы, сложил их под криптомерией перед входом в храм Тэндзин и вознёс молитвы Амиде-Нёрай за души убитых. Затем он подумал: «Что делать с головами? Оставить их здесь? Взять с собой? А ведь Мастер особенно просил меня принести и показать ему голову Танкая! Так возьму же я эти головы с собой и хорошенько удивлю его». Решив так, он проткнул головы под ушами остриём меча, пропустил через отверстия шнур от ножен и так со связкой голов в руке отправился к Мастеру.

Подойдя к дому, он увидел, что ворота заперты, а мост через ров поднят. «Если я постучусь и назову себя, мне не откроют, – подумал он. – А впрочем, здесь во двор можно перемахнуть одним прыжком». Он смерил взглядом ров шириной в один дзё и стену высотой в восемь сяку, забросил на стену связку голов, а затем, воскликнув «Эйтц!», прыгнул. Он перенёсся через ров и перенёсся через стену, совершенно как птица пролетает над вершинами деревьев.