А. Сахаров (редактор) - Исторические портреты. 1762-1917. Екатерина II — Николай II

Царь был полностью солидарен с главой русского духовенства. «Будьте спокойны, — ответил он Победоносцеву, доносившему о просьбах о помиловании, — с подобными предложениями ко мне не посмеет прийти никто, и что все шестеро будут повешены, за это я ручаюсь». Повешенных оказалось пять — А. И. Желябов, С. Л. Перовская, Н. И. Кибальчич, Т. М. Михайлов, Н. И. Рысаков. Гесе Гельфман казнь была отсрочена ввиду ее беременности. Она сама умерла после того, как у нее отняли родившуюся девочку. Надо ли говорить, что казнь первомартовцев 3 апреля 1881 г. в глазах молодежи превращала их в героев-мучеников и способствовала пополнению рядов «Народной воли». В откликах на казнь народовольцев в европейской печати справедливо утверждалось, что для террористов «законы цивилизованных стран не предусматривают снисхождения». Но здесь же признавалось, что противостояние самодержавной власти и революционной партии еще более обостряется этой казнью, которая не в состоянии ликвидировать самого заговора против существующей государственной системы.

Есть какая-то символика в этих пяти виселицах, ознаменовавших начало царствования Александра III, подобно тому как казнями пятерых декабристов был отмечен приход к власти Николая I. Но, в отличие от своего деда, Александр III, подобно отцу, чувствует себя не только охотником, но и дичью. Он вынужден скрываться от внутренних врагов, объявивших ему войну, принимать всемерные предосторожности против покушений на свою жизнь. Чтобы представить атмосферу, в которой жил император в первые месяцы своего правления, достаточно перелистать письма Победоносцева того времени. «Когда собираетесь ко сну, извольте запирать за собой не только в спальне, но и во всех следующих комнатах, вплоть до выходной», — наставлял Константин Петрович царя, напоминая о необходимости каждый вечер осматривать «под мебелью, все ли в порядке». По-видимому, вера в неприступность и всемогущество власти помазанника Божьего на земле пошатнулась и у самых твердых ее приверженцев. Согласимся, что самодержец, ищущий злоумышленников у себя под кроватью, отнюдь эту веру не укреплял.

Паническим настроениям в окружении Александра III способствовал и недостаток точной информации о положении дел в революционном подполье. Некоторые подследственные намеренно сообщали завышенные данные о резервах «Народной воли». Но и среди приближенных императора нашлись такие, кто в своих целях нарочито подчеркивал опасность, подстерегающую его везде и повсюду. Таким оказался петербургский градоначальник Н. М. Баранов, назначенный на этот пост по рекомендации Победоносцева после марта 1881 г. Н. Баранов не останавливался перед прямым враньем, рассказывая о заговорах, якобы им раскрытых. Он обнаруживал злоумышленников в самых неожиданных местах столицы, в Зимнем дворце и на подступах к Гатчине — роющих подкопы, закладывающих мины, готовящих новые покушения. Этим мистификациям невольно способствовал Победоносцев. Плохо разбиравшийся в людях, Константин Петрович восхищался энергией и способностями своего ставленника вплоть до его полного разоблачения. Когда Баранов был отправлен губернатором в Архангельск, обстановка в столице несколько разрядилась.

Трусом Александр III не был. Но постоянное ощущение опасности развило в нем мнительность. Напряженное ожидание внезапного нападения сделало его невольным виновником гибели офицера дворцовой стражи (барона Рейтерна, родственника министра финансов). При неожиданном появлении царя в дежурной комнате офицер, куривший папиросу, спрятал ее за спину. Заподозрив, что он прячет оружие, Александр III выстрелил.

Основным местом пребывания императора становится Гатчина. Современники называли его «гатчинским пленником». Его поспешный отъезд после похорон Александра II в Гатчину в зарубежной печати расценивали как бегство. И жители столицы, и европейская общественность были поражены отсутствием царя в Петербурге на панихиде на 40-й день после кончины отца, а также на Пасху. Безвыездное сидение в Гатчине порождало всевозможные толки, в том числе и слухи о болезни императора. Победоносцев, донося о них, настойчиво, но безуспешно звал Александра Александровича появиться в столице: тот как бы не слышал этих призывов. Современникам уже не дано было узреть императора гуляющим по столичным улицам или в Летнем саду, где Маша Миронова повстречала Екатерину II и где — до покушения Каракозова — Александр II назначал свидания Е. М. Долгорукой. Все перемещения Александра III совершались под усиленной охраной, предваряемые порой нарочито неверной информацией о времени выезда и маршруте. Тот царский выезд, что изображен А. Блоком в поэме «Возмездие» — с толпящимся у дворца народом, собравшимся поглазеть на самодержца, стал возможен лишь в 90-е годы: «В медалях кучер у дверей//Тяжелых горячил коней, //Городовые на панели//Сгоняли публику…„Ура“//Заводит кто-то голосистый,// И царь — огромный, водянистый,//Ссемейством едет со двора…» В начале 1880-х гг. выезд «со двора» совершался как можно скромнее и незаметнее.

Особая привязанность Александра III к Гатчинскому дворцу вызывала у современников невольные ассоциации между ним и Павлом I. Судьбу Павла I предсказывали ему такие разные писатели, как Н. С. Лесков и П. А. Кропоткин. Несмотря на полное несходство внешности и характеров двух императоров, многие в окружении Александра III говорили о какой-то их неуловимой близости. Преследуемый в собственном царстве, загнанный в Гатчинский дворец, Александр III действительно чем-то напоминал Павла I, здесь же обреченно ожидавшего своей страшной участи. Сходство усиливаюсь и тем обстоятельством, что жены двух императоров были полными тезками.

Образ этого представителя династии Романовых сопровождал Александра Александровича с детства. Шести лет от роду, в форме рядового лейб-гвардии Павловского полка, в который был записан при рождении, он стоял на часах у памятника Павлу III в Гатчине при его открытии 1 августа 1851 г. Интерес к эпохе Павла I у Александра Александровича никогда не угасал. В Гатчинском дворце сохранялся архив Павла I, который пользовался неизменным вниманием Александра III. Он лично содействовал документальному изданию «Архива Государственного совета в царствование императора Павла I» (СПб., 1888 г.). Когда княгиня М. А. Мещерская (урожденная Панина) прислала ему документы из семейного собрания с целью опровергнуть участие в заговоре против Павла I графа П. Н. Панина, император, хотя и не согласился с этой версией, попросил разрешения оставить их у себя.

Кабинет Павла в Гатчинском дворце сохранялся в неприкосновенности. Его украшал портрет императора в облачении гроссмейстера Мальтийского Ордена кисти Тончи, писанный во весь рост. На отдельном столике, на куске штофа лежало принадлежавшее Павлу Священное Писание. Как рассказывали впоследствии дворцовые слуги, Александр III приходил сюда молиться. После всего этого уже не кажется случайностью, что царице, искавшей подарок Александру Александровичу на Рождество, А. А. Половцев посоветовал приобрести мраморный барельеф Павла. Думается, к концу своего царствования Александр III больше, чем кто-либо, знал о Павле I — этом едва ли не самом загадочном из русских самодержцев. Не пытавшийся изложить эти знания в обобщенном, систематизированном виде, Александр Александрович многое унес с собой.