Иван Фирсов - Головнин. Дважды плененный

В Петербург направляется свежая идея военного союза, грандиозного похода русской и французской армий, через Каспий и Среднюю Азию, Гималаи на Индию…

Во второй половине ноября, в осеннюю слякоть и непогоду, Кронштадт вдруг ожил. По улицам сновали подводы, возили на пристань домашний скарб. От пристани, несмотря на появившуюся в заливе шугу [44], отчаливали гребные барказы и направлялись к Ораниенбауму. «Вишь ты, — носились слухи по городу, — государь-то спроваживает аглицких шпионов, от греха подальше».

Командиру порта прибавилось хлопот. Кого бы не упустить, офицеров-то не один десяток да вдобавок семьи. «Император прознает о промашке, недолго и в равелин угодить».

По-разному относились к выселенцам сослуживцы. Большинство офицеров сочувствовали отъезжающим, но открыто об этом не говорили, откровенничали лишь с верными друзьями.

— По справедливости, Петр Иванович, — высказывался, глядя на суету в городе, Головнин, — сия затея не делает чести нашему флагу. Людей сих мы приняли на службу под присягой, надо же и доверять им. Вспомни-ка Тревенена, других, они живот свой положили за наше отечество.

— Сие верно, но государь, видимо, опасается злого умысла какого.

Головнин усмехнулся, возразил Рикорду:

— От тебя, что ли, Петр Иванович, ждать зла. Ты-то тоже иноземного племени. Добро, что мы с Римской курией не поссорились. А так, по слухам, англичане к нам пожалуют весной. Они-то своих купцов в обиду не дадут.

— Вчера посыльный прибегал из экипажа. На корабль велено прибыть. Вооружать начнем вскорости. Только под снегом и льдом какая работа с промерзлым такелажем?

— Суматоха, она ни к чему, — согласился Головнин, не произнося вслух источник сумятицы в Петербурге. — Другое дело — крепостные батареи оснащают заново, сие верно. Теперь в крепости командирствует наш адмирал Ханыков. А мой благодетель Макаров занемог, меня же нынче переписали на «Всеволод», сызнова с Гревенсом, повезло мне, славный он капитан…

В Кронштадт и Ревель поступило распоряжение начать вооружать корабли к предстоящей кампании, но морозы и снег приостановили до весны эту неразумную затею. В Котлин же и прилегающие форты по замерзшему заливу спешно подвозили новые пушки, боеприпасы, тянулись строем солдатские батальоны, на случай десанта.

В Петербурге начали воплощать в жизнь замыслы Павла, подсказанные Наполеоном.

После Рождества Павел вспомнил о казачьем атамане Матвее Платове.

— Он что, еще в крепости?

— Повелением вашего величества за ослушание, — услужливо ответил Ростопчин.

— Вели доставить ко мне.

Разговор с осунувшимся и почерневшим в каземате донским атаманом Павел начал без обиняков.

— Дорогу в Индию знаешь?

Опешил Матвей Иванович, многое передумал о безрассудстве нового государя. «Путь-дорожку в Индию-то я и не знаю, да казак-то все должен знать».

— Точно так, ваше величество.

Павел повеселел, положил руку на истлевший кафтан донца.

— Молодец! Жалую тебя атаманом. Поспеши на Дон, указ мой нынче выйдет генералу Орлову. Пойдете с донцами по зимняку за Волгу, к Оренбургу, далее к Бухаре. Индию у англичан воевать будем.

На следующий день вышел царский указ: атаману Донского войска генералу Василию Орлову идти в Индию. Месяц дается на движение до Оренбурга, три месяца «через Бухару, Хиву на реку Индус».

Адмирал Кушелев получил новое указание:

— Пошли эстафету в Охотск, снарядить там три фрегата, надо перекрыть торговлю англичан с Китаем.

— Ваше величество, в Охотске нет фрегатов.

— Вооружи какие там есть суда этой Американской компании…

Через месяц двадцать пять тысяч донцов двинулись в поход на Индию и начали переправляться через Волгу…

Бывший английский посол в России Витворт, покидая Петербург, не порвал связи со своими друзьями, опальными братьями Зубовыми, их сестрой, графиней Жеребцовой, а через них поддерживал отношения с главным закоперщиком зреющего заговора против императора, военным губернатором столицы, графом фон дер Паленом. Главным аргументом, питающим этот комплот [45], о котором почему-то стыдливо умалчивают до сих пор, были английские деньги и золото… Естественно, все решения, принимаемые царем в Михайловском дворце, тайно переправлялись Витворту, осевшему в Копенгагене. Он уговаривал Данию разорвать союз с Россией, но увещевания не достигали цели…

В Англии правительство Вильяма Питта действовало без промедления. Узнав о решениях в Петербурге, Лорд Адмиралтейства Спенсер получил четкие указания:

— Выслать эскадру в Копенгаген. Принудить силой датчан к отказу от союза с русскими. После этого преподать урок русским у стен Петербурга. Пора им знать свое место на море.

В первых числах марта эскадра адмирала Паркера покинула берега Англии. Младшим флагманом к нему назначили вице-адмирала Нельсона. Некоторые чины Адмиралтейства прочили командующим Нельсона, но лорд Спенсер питал некоторое недоверие к нему из-за легкомысленного романа с Эммой Гамильтон. Недавно он совершил в ее обществе увеселительную прогулку через всю Европу из Средиземного моря в Англию…

Адмирал Паркер не торопился идти напропалую, сразу же ввязываться в бой с датчанами.

— Попробуем уговорить принца согласиться на мировую, прервать отношения с Россией.

— В наших руках самые веские дипломатические аргументы — славные пушки наших фрегатов, — возразил ему Нельсон. — Британский флот всегда приводил неприятелей к сговорчивости.

Но Паркер отмалчивался, не спешил следовать советам своего помощника. Датчане, в свою очередь, тянули время, и Паркер понял, что надо действовать.

— Давно бы так, — обрадовался наконец Нельсон. — Теперь нельзя терять ни минуты, нужно атаковать неприятеля, иначе к ним на помощь могут поспеть шведы и русские, надо их разбить поодиночке.

Адмирала Паркера опять взяло сомнение, а Нельсон кипятился, не стесняясь в выражениях.

— Вам вверена честь и судьба Англии. От вашего решения зависит репутация страны в глазах Европы.

Командующий взглянул на карту:

— Надо определиться, какими проливами подойти к Копенгагену, датчане сняли все знаки.

— Мне наплевать, каким проливом плыть, лишь бы начать драться.

В конце концов Паркер уступил и отдал команду атаковать датский флот…

Под Копенгагеном, несмотря на некоторый успех, англичане встретили яростное сопротивление флота и крепостной артиллерии. Часть эскадры и флагман Нельсона сели на мель под дулами пушек крепостной артиллерии. Большинство из них было потрепано. Впервые Нельсон отправился сам на переговоры о перемирии с кронпринцем Фридериком, как пишет немецкий историк, «когда его собственные силы были на волосок от полного поражения и разгрома».