Александр Торопцев - Бросок на Альбион

Годвин сын Вульфнота, если попытаться оценить его деятельность на посту «второго по значимости человека в государстве», делал для блага Англии все, что было в его силах и даже более того. Его смело можно назвать великим мастером политического искусства, сумевшим в то сложнейшее, путанное время пережить Кнута Могучего, всех его сыновей, водрузить на престол Эдуарда Исповедника, не растерять при этом в народе авторитет своей семьи.

Кому-то когда-то зачем-то понадобилась легенда о Годвине – пастухе. В конце XIX века ее посчитали устаревшей и не имеющей исторической основы. О происхождении пастушка можно только догадываться. Но жизнь его высвечена разными авторами довольно-таки ярко, хотя кому-то этот политик не нравился, а кто-то им восторгался. Здесь речь о другом: о величайшей способности лавировать, находить в сложнейших лабиринтах точные ходы. Этим Годвин превзошел многих. В «Круге Земном» Снорри Стурлусона поведана страшная история о беспричинной, чисто мальчишеской ссоре между двумя первыми людьми Датской Державы. Ее нужно знать, чтобы представлять, среди каких людей жил и делал свое дело Годвин.

В войне между Норвегией и Данией, где юный Годвин отличился и не раз именно как воин, наступило затишье. Кнут Могучий решил наведаться в гости к зятю Ульву ярлу, прибыл к нему с большой свитой. Хозяин устроил знатный пир. Веселье было в разгаре. Люди радовались. Угрюмо молчал лишь Кнут Могучий, главный виновник торжества. Ульв пытался разговорить его, взбодрить, узнать причину грусти тестя. Тот упорно молчал.

Не давал ему покоя норвежский конунг Олав Толстый (в будущем Олав Святой). Сильный враг. Пожалуй, самый сильный враг Кнута Датского. Как победить его? Нехорошее настроение было у гостя. Ульв, зная, что тесть любит играть в шахматы, расставил фигуры на доске. Кнут сделал первый ход, но в лице не изменился. Какая игра, если Олав Толстый собирает войска и готовится нанести по датчанам мощный удар!

В шахматы датский король любил … выигрывать. Играл он неплохо, но Ульв редко проигрывал ему, хотя порою король выигрывал несколько партий подряд: когда настроение у короля было хорошее или очень злое. В тот печальный день Кнут играл вяло, злился: Олав Толстый путал мысли, мешал сосредоточиться. А Ульв, хоть и выпил изрядно пива, ходы делал быстро. Конунг поставил ладью под удар коня, Ульв хотел было «взять» фигуру, но Кнут Могучий опередил его:

– Я не сюда хотел поставить ладью, а вот сюда. Даже нет, вот сюда лучше. – И своей могучей дланью он переставил ладью на безопасное место.

Если бы это случилось в первый раз, Ульв – хозяин все-таки, зять к тому же! – простил бы старику «переход». Но ведь не в первый раз вытворяет такое в игре Кнут. Сколько партий он выиграл, «перехаживая»! Неприятно играть с таким соперником, пусть даже очень могучим.

Ульв, сильный человек, в бою неудержимый, но расчетливый, не давал волю чувствам, умел держать себя в руках, даже в игре с тестем в шахматы. Но в тот раз с ним стряслось что-то неожиданное. Надоело ему играть не по правилам, забыл он, что с королями и вождями лучше вообще не играть в какие-либо игры, если не любишь играть в поддавки, потому что не любят вожди проигрывать, ненавидят они победителей лютой ненавистью.

– Так не играют в шахматы! – зло крикнул Ульв, грубо двинул рукой по столу, фигуры разлетелись по полу.

Кнут удивленно взглянул на соперника. Тот вскочил со стула, резким шагом отправился к двери.

– Ты бежишь, трусливый Ульв?! – съязвил конунг, у которого в этой игре была и другая задача.

Уже не раз докладывали ему о том, что зять становится слишком гордым. Это настораживало Кнута. Уж не задумал ли зять измену? Нужно было проверить его надежность. И поскорее. Ульв сам помог выполнить эту непростую задачу.

– В битве у Хельги-реки ты был трусом! – крикнул он не своим голосом. – Если бы я не подошел к тебе, шведы разгромили бы вас! Они били твоих воинов, как собак. Ты забыл, кто в той битве был трусом?!

Тяжело грохнула дверь, Ульв ушел в свой дом, лег, закрыл глаза. Опасности он не чувствовал, спал спокойно. Пиво затуманило мозги, лишь утром, еще в кровати, они прояснились, и Ульв почувствовал опасность. Он встал, умылся холодной водой, собрался в церковь. Хотя вечером об этом жене ничего не сказал. Она не знала, что случилось между мужем и отцом. Ульв крепким шагом шел в церковь, спешил. Может быть, надеялся на Бога. Может быть, уже ни на кого не надеялся и именно поэтому быстро, все быстрее шел в церковь. В последний раз.

Он отправился из дома в ранний час и успел. Чуть позже к его дому подъехал на коне слуга Кнута Могучего. В дом, вооруженного, впустили. Узнав, куда отправился хозяин, он облегченно вздохнул: опытный слуга – ему не хотелось играть с повелителями в их сложные игры. Он вернулся к Кнуту Датскому, тот спросил:

– Ты убил Ульва?

– Он в церкви, – с надеждой в голосе произнес слуга.

– Ты его не убил?! – повторил Кнут, не оставив ему никаких надежд.

– Нет, – твердо ответил слуга, дав понять повелителю, что в церковь он не пойдет.

– Он в церкви Луциуса? – спросил конунг.

– Да.

– Он в церкви Луциуса, – Кнут сказал второму слуге, верному человеку, каких держат многие сильные люди на положении псов: им можно приказать все, они выполнят любое повеление, они – псы.

– Он в церкви Луциуса, – повторил верный пес, взял меч и поспешил исполнять приказ.

В церкви в полном одиночестве говорил с Богом один на один зять Кнута Могучего Ульв ярл. Спокойным, непривычно-монотонным для себя голосом он что-то докладывал Всевышнему, ни о чем его не просил, будто не нуждался вовсе ни в чем. Но он нуждался.

Как никогда раньше нужна была ему помощь Бога. Но Ульв не решался сказать о ней. Небольшая помощь, но очень важная для него самого. Ульв читал молитву, а между словами ее бежала беззвучная мысль: «Господи, сделай так, чтобы все играли по правилам, чтобы не нарушали…»

В деревянной церкви голос мягок, мысль плавна, звуки гулкие, короткие. Он услышал звук шагов, приближающихся к церкви, понял, чьи это шаги, молиться не перестал и мыслить не перестал. Но чуть тише, еще тише, совсем тихо молился он – так шепчутся только с Богом. Шаги становились все громче. Осмелев, Ульв стал излагать Богу свою просьбу. Почему он в эту страшную минуту решил поговорить со Всевышним? Уж не возомнил ли ярл себя гением-провидцем, отыскавшем в голове своей некую панацею всечеловеческого счастья? Уж не забыл ли он, что все панацеи, вообще все в этом мире, хорошо известно Богу, и Он лучше знает, по каким правилам или без правил должны играть властители с подчиненными?! Зачем просить об этом Бога в неурочный час? Что случилось с Ульвом? Разве за этим ходят в церковь?