Дмитрий Нагишкин - Сердце Бонивура

— Юноша повел плечом.

— Не люблю по начальству таскаться, Антоний Иванович! — ответил он. Не с руки мне с ними толковать!

— Это можно устроить! — понимающе сказал мастер. — Мы с Алешей разговаривали уже. Никто тебя не называл.

Допрос не дал никаких результатов. По показаниям выходило, что Кашкин во время работы иногда прикладывался к чарочке, часто к вечеру доходя до «третьего взвода»; шел навеселе и на этот раз; видно, закружилась голова, и он попал под колеса маневрового состава.

Потом рабочих собрали на площадке у входа.

Военный прокурор сказал, что этот случай очень подозрителен, что не первый раз здесь погибают мастера, которые не уживаются с рабочими.

Толпа зашумела. Из задних рядов донеслись выкрики:

— Мастер мастеру рознь!

— Сыскных дел мастера!

— Когда рабочий пострадает, никого это не интересует, а тут, вишь, какое представление!

Прокурор обратил негодующее лицо к начальнику депо. Тот замахал руками на кричавших. Однако шум не прекратился. Передние угрюмо молчали. Задние продолжали:

— Довольно людей мурыжить!

— Скажите спасибо, что одной собакой меньше стало!

Начальник депо вскочил на инструментальный ящик.

— Тише! Тише, господа!

— Мы не господа, а рабочие! — крикнул кто-то.

— Тише! С вами хочет говорить господин Суэцугу, представитель японского командования!

Начальник депо слез с ящика, вытер потное лицо и исчез за спинами военных. Из группы выступил японец. Он надменно выпрямился, свысока, насколько позволял его маленький рост, оглядел собравшихся.

— Зачем кричать? — сказал он, старательно выговаривая слова. — Кто кричит, тот плохо работает!

— Уж чего бы лучше вам было: работай — молчи, помирай — молчи! — опять крикнул кто-то.

Японец снисходительно улыбнулся.

— Молчание — золото! — сказал он, видимо, щеголяя знанием русского языка.

— Вот ты и помолчи! — раздался тот же голос.

Толпа одобрительно загудела. Суэцугу, приняв прежнее выражение, продолжал наставительно:

— Это странно, что когда мы хотим выяснить, как погиб ваш товарищ…

— Анчутке черному он товарищ!

Незнакомое слово заставило японца прислушаться. Он сбился. Потом закончил, выражая крайнее недоумение:

— …вы не хотите этого!

Алеша Пужняк, стоявший впереди, глядя прямо в рот японцу, крикнул:

— А вы бы лучше выяснили, как погибли наши товарищи — Лазо, Сибирцев и другие. Не забыли? В двадцатом году?

Японец сморщился.

— Как это может быть, — продолжал он, словно не слыша замечания Алеши, — чтобы человек мог попасть под поезд?

Алеша опять вставил:

— А как может быть, чтобы человек попал в топку паровоза, а?

Стоявший рядом Антоний Иванович дернул Алешу за рукав.

У Суэцугу испортилось настроение. Он оставил попытку договориться с рабочими. Уже другим тоном выкрикнул:

— Вы не можете соблюдать порядок! За вами надо смотреть. Мы поручили вам военный работ. Теперь мы поставим военный охрана… Вы не есть хоросо рабочи!.. Вот!

Разгорячась, он стал прохаживаться перед толпой. Глядя в амбразуру вагона, Виталий увидел японца. Лицо его показалось Виталию знакомым. Он стал припоминать, где видел его. Память тотчас же воскресила апрельский день 1918 года, когда чудесно преобразившийся из парикмахера в японского офицера Жан указывал японскому отряду здание гимназии, занятое под казарму.

После заявления Суэцугу комиссия отправилась восвояси. Едва члены комиссии повернулись к выходу, Алеша засунул два пальца в рот и по-разбойничьи свистнул. Свист прокатился по цеху. Суэцугу нервно обернулся. Алеша сделал наивные глаза. Тотчас же засвистели в другом месте. Так, провожаемая свистом, комиссия дошла до ворот. Напоследок, когда члены комиссии переходили полотно, кто-то с недюжинной силой пустил по нему вагонный скат. Скат, легонько подскакивая, чуть слышно звеня, многопудовой катушкой, помчался к выходу из цеха. Члены комиссии бросились врассыпную, позабыв всю важность, с которой до сих пор держались.

Насмешливый хохот раскатился по цеху.

Алеша разыскал Виталия. Лицо Алеши разрумянилось, он довольно поблескивал глазами:

— Ну что? Каково?

— Ребята, вижу, боевые, — задумчиво сказал Виталий. К ним подошло еще несколько человек, прислушиваясь к разговору. — Только несерьезно все это. Надо дело делать, а не свистеть да скаты катать.

Соколов ухмыльнулся и подмигнул окружающим.

— А ты покажи настоящее дело!

Алеша многозначительно сказал:

— Антонов-то? Он покажет!

К вечеру в цех явилась полурота японских пехотинцев. Они расположились у входа и по тупикам, сменив солдат железнодорожного батальона, к которым рабочие привыкли и с которыми давно не считались.

Японцы стали мерно прохаживаться, держа ружья наперевес.

Алеша окрикнул одного из солдат:

— Эй ты, чучело!

Японец поглядел на Алешу, но так, словно перед ним было пустое место.

— Зачем вас пригнали-то, а? — спросил Алеша.

— Вакаримасен, — сказал японец.

— Вакаримасен, вакаримасен! — передразнил его Алеша.

Взгляд японца был слишком понятен. Даже какая-то усмешка почудилась Алеше во взоре низкорослого солдата. Алеше стало ясно, что охрану бронецеха поручили солдатам, знавшим сносно русский язык. Он сообщил о своем подозрении Виталию. Возможно, что охранка надеялась таким путем добыть какие-нибудь сведения. Расчет был прост: рабочие могли проговориться при солдатах, надеясь, что последние не понимают по-русски.

Фигуры в хаки испортили настроение всем. Рабочие угрюмо глядели на солдат в желто-песочных мундирах.

— Ну, чисто истуканы стоят… Русского хоть словом пришибешь, а этого ничем.

Виталий слышал эти слова. Он громко ответил, внимательно следя за японцем:

— Пришибали и этих! Не слыхали, как в марте на Первой Речке восстала рота японских солдат? Красный флаг подняли…

Солдат кинул быстрый взгляд на второго японца, стоявшего поблизости, и что-то сказал, отрывисто и четко, как бы отдавая приказание. Тот пошел вдоль состава. «Ага, клюнуло!» — подумал Виталий, и ему стало ясно многое. Три звездочки на погонах первого японца, знак солдата первого разряда, показали, что это старослужащий, которому, очевидно, было известно кое-что об успехах большевистской пропаганды в воинских частях японцев. Второй был новичок одна звездочка. Старослужащий отлично понял, что сказал Виталий, но не хотел, чтобы слышал второй солдат. Виталий добавил громче:

— А в этом месяце на Второй Речке в японских казармах жандармы обнаружили большевистские листовки. Хотели арестовать кое-кого из солдат. А остальные не дали, за оружие взялись! — Виталий заметил, что японец прислушался к его словам.

Соколов не мог успокоиться.