Дмитрий Нагишкин - Сердце Бонивура

— Ну, зовите своих солдат, ловите! — сказала она.

Страх плескался в глазах Коноэ. Руки его заметно дрожали. Какие-то чувства раздирали его. Он то глядел на Соню, то кидал, часто мигая, взоры на солдат, нестройной толпой сгрудившихся на платформе. Десятки глаз устремились на Соню и Коноэ из этой толпы.

— У меня дома дочь таких же лет! Я ее очень люблю.

— Дочь? — переспросила Соня, чтобы не молчать.

— Только она не пишет и не распространяет листовки.

— Вы так думаете? — почти не соображая, спросила Соня.

Она вздрогнула от раскатистой трели свистка главного кондуктора, выбежавшего из помещения станции. Паровоз тяжело вздохнул и тронул состав. Коноэ, не находя пуговиц, расстегнул мундир и трясущейся рукой стал засовывать во внутренний карман листовки, оставив в левой руке бумажку с текстом «Колодников».

— Я еще увижу вас? — спросил он, и Соня поняла, что на этот раз все сошло как нельзя лучше.

— Завтра в этом же месте! — быстро ответила она, отступая к вагонной лесенке и все еще не веря, что Коноэ не поднимет шуму.

Наткнулась на поручни. Почувствовала, что вагон уже движется. Схватилась за поручни, поднялась вверх и, сколько могла, беззаботно и любезно, улыбаясь изо всех сил, раскланялась с Коноэ, к которому уже подходили другие солдаты. Поезд убыстрял ход. И только тогда, когда мимо промелькнул выходной семафор и семафор этот не опустился, Соня села на скамью и перевела дух. Только тут краска бросилась ей в лицо, и она представила себе, каким мог быть исход этого ее «дела»…

Лескова коротко и спокойно рассказала Тане о том, что произошло на Второй Речке.

— Ты с ума сошла! Ну просто с ума сошла! — сказала Таня, задохнувшись от запоздалого страха. — Да кто тебе позволил, Соньча? Почему ты мне не сказала ничего? Что я тебе, чужой человек, что ли? А ну как арестовали бы они тебя?

— Ты не пустила бы меня. Сказала бы, что я не справлюсь, что работа среди японцев — не наше дело.

И Таня должна была сознаться, что не пустила бы Соню без указания Виталия.

Не менее Тани встревоженный похождением Сони, выслушал ее рассказ и Виталий. Он долго молчал и после того, как Соня, подробно рассказав обо всем, тоже замолкла. Тягостное молчание длилось так долго, что Соня невольно почувствовала, как ею овладевает страх: чем все это кончится? Неужели она поступила неверно?

— Почему вы это сделали? — спросил Виталий.

— Хотелось отомстить им за то, что на вас и на Таню тут напали! просто сказала Соня. И после минутного раздумья добавила: — Испытать хотелось, могу ли я опасное поручение выполнить.

Ей непереносимо было слышать, как Виталий называл ее на «вы», точно чужую. Пусть бы он ее отругал, накричал бы на нее, рассердился бы, прогнал бы со своих глаз. Только бы не слышать этого ровного тона и спокойных слов, которые воздвигают какую-то незримую стену и указывают Соне на ее опрометчивость и самовольство, а вовсе не на смелость и отвагу, как расценивала она свою второреченскую поездку.

— Скажите мне, товарищ Лескова, что было бы, если бы в комсомоле каждый делал, что хотел, по своему усмотрению, по своему желанию и капризу, не советуясь ни с кем из товарищей, не ставя в известность старших?

Что было бы тогда? — Соня мгновенно представила себе, но у нее не хватило ни голоса, ни смелости сказать об этом вслух.

— Враги раздергали бы нас поодиночке! — сказал за нее Виталий. — Вот почему нас учат дисциплине.

— Я понимаю, — сказала Соня.

— Хорошо, коли понимаешь! — посмотрел на нее Виталий.

У него не стало сил дольше томить Соню: он до сих пор не забыл своих разговоров с тетей Надей и Михайловым, разговоров, после которых он точно становился старше, он вполне представлял состояние, в котором находилась Соня сейчас. Она же встрепенулась, услыхав, что Виталий опять назвал ее на «ты», и поняла, что выдержала испытание.

В обещанное время она поехала, как велел ей Виталий, на свидание с Коноэ.

Во все глаза глядела она на перрон, когда подъезжала ко Второй Речке, высматривая Коноэ. Его, однако, не было на условленном месте. Зато Соня сразу увидела спутника Коноэ, стоявшего у перил платформы, возле знакомой скамеечки. Вместе с ним было еще трое солдат с винтовками. Они внимательно смотрели на подходивший поезд. Запомнившийся Соне солдат так и впился своими черными, как угли, глазами с набрякшими веками в толпу пассажиров. Это поразило Соню. На лице солдата сегодня не было той глупости, что была написана на нем вчера, — видом своим он напоминал собаку на стойке, столько напряженного внимания было на этой толстогубой физиономии. Соня поспешно отодвинулась от окна в глубину вагона. Поезд тронулся, мимо проплыл вокзал, толпа дачников, дома на косогоре, и замелькали откосы выемки.

…Вернулась Соня через три часа, усталая и поникшая.

Пятерка была в сборе.

— Где же он? Что делает теперь? — спросили девушки.

— Поет, поди, «Колодников»! — легкомысленно предположила Катя.

— Может быть! — неопределенно ответила Соня.

От этих слов повеяло на девушек холодком. Никто не сказал больше ничего о Коноэ, только Леночка Иевлева заметила со вздохом:

— Жалко все-таки, когда хороший человек пропадает!

— Может, не пропал еще? — сказала жалостливо Машенька.

Девушки долго молчали. Потом Машенька, деятельная натура которой не выдерживала долгих пауз, оглянулась на подруг.

— Давай споем, девушки! — и завела своим тоненьким задушевным голосом:

Спускается солнце за степи…

Низкий голос Сони Лесковой присоединился к несильному голосу Машеньки, остальные девушки подхватили слова песни, и пошла литься по Рабочей улице чистая, ясная песня, тихой грустью обволакивая все вокруг:

Вдали золотится ковыль…

Колодников звонкие цепи

Взметают дорожную пыль.

Однажды приехал Михайлов. Он присел подле Тани.

— Спасибо тебе! Большое спасибо! — несколько раз повторил он, ласково глядя на девушку. Ничего, кроме этого, он не сказал, но его похвала очень обрадовала Таню.

Виталия Михайлов отвел в сторону.

— Есть к тебе дело… Просит Топорков человека смелого, знающего, подкованного. Комсомольца. Будет работать в штабе и для связи с нами. Будет ведать и переотправкой оружия. Дело большое и серьезное!

— Надо поискать! — задумчиво сказал Виталий.

— Будто надо! — усмехнулся Михайлов и положил руку на плечо. — А ты?.. Не хочешь поехать туда?

— А как же забастовка?

— Доведем и без тебя! — ответил Михайлов.

Таня следила за разговором, глядя на мужчин из-под полузакрытых век. Она затаила дыхание, ожидая ответа Виталия. Но уже до того, как юноша открыл рот, она поняла, как Виталий отнесся к предложению Михайлова.