Дмитрий Нагишкин - Сердце Бонивура

— Куда-а?

— Инструменты у меня в цехе остались! — сказал он.

— Ну, коли остались, так уже не твои, а наших ребят, — заметил лениво рябой, стоявший в паре с Цыганом. — Не оставляй другой раз. Да и на кой они тебе, коли бастуешь?

— Дак ведь мои же инструменты! Не век забастовка будет… Чем буду работать?

— Пущай идет! — сказал Цыган.

Но рябой мотнул головой:

— Проваливай-ка, брат! А ты тоже добер больно стал, Цыган. Пусти его, а он чего-нибудь сунет в броневагон. Разбирайся потом.

— Да хоть обыщите меня! — взмолился Федя.

Рябой рассердился:

— Иди ты к черту, слышишь!

Цыган пристально посмотрел на Соколова. Со значением произнес:

— Иди-ка, паря. Наш Иванцов казак справный, службу знает… пока дежурит — не пустит, коли сказал.

Соколов, поняв прозрачный намек Цыгана, отошел с удрученным видом.

На другой день в карауле опять стоял Цыган, но в паре с бородатым казаком. Уже смелее Федя повторил свою выдумку. Лозовой сказал:

— Пропуск надо взять, паря.

Цыган вступился за рабочего:

— Тут одним духом слетать можно. Я знаю, где он, работал. — И, видя, что Лозовой чинить препоны не станет, добавил: — Слышь, шагай… Только одним духом. А то нас подведешь. Да на глаза офицерам не суйся.

Лозовой отвернулся. Федя Соколов юркнул за ворота.

— Эх, Цыган, Цыган… Смотри ты! — вполголоса заметил Лозовой. — И себе и мне хлопот наделаешь. Зря пустил.

Цыган мотнул курчавой головой. Чуб его закрыл глаза.

— Не пропадать же инструменту, дядя.

Лозовой искоса посмотрел на подчаска и сказал:

— Инструмент… разный бывает.

За воротами Федя пробыл не больше десяти минут. Он залез на старую цистерну, откуда ясно было видно все. Этих десяти минут Феде было достаточно, чтобы отчетливо представить себе картину того, что делается в цехе.

Три состава были приведены в боевую готовность. На платформах виднелись орудия. Возле одного бронепоезда на земле стояло несколько пулеметов. Их вталкивали в вагоны через маленькие двери и нижние люки. Вооруженные составы были выкрашены защитной краской, отчего приобрели весьма внушительный вид. Они не принадлежали более депо, а стали военными.

Федя увидел маляров на козлах у бортов вагонов. Вглядевшись, он рассмотрел трехцветные и зеленые угольники и размашистую надпись: «На Москву!»

— Ишь ты, далеко хватают! — пробормотал он.

Больше ему делать было нечего. «Не сегодня-завтра отправят», — подумал Федя и поспешно вышел из цеха, счастливо избежав нежелательных встреч.

Цыган с любопытством посмотрел на него. Лозовой спросил, нашлись ли инструменты.

— Нет. Видно, кто-то из ваших замыслил! — с показным огорчением сказал Федя. — Ума не приложу, как их искать теперь!

Цыган заметил ему:

— Ты, паря, сюда больше не ходи-ка. Нас-то в другое место отправят. Тут ингуши станут. По-русски ни бельмеса не знают, пристрелить могут за здорово живешь! — Вдруг с деланной свирепостью он закричал: — Давай, давай! Нечего шляться!

Федя невольно оглянулся. К цеху приближался Караев.

— Ну, ты не очень-то кричи… не на жену! — буркнул Федя для вида и поплелся по пустым путям.

Указания Михайлова были коротки и ясны: там, где невозможно предотвратить воинские перевозки бескровным путем, применять партизанские, диверсионные методы — подрывать пути, пускать поезда под откосы без предупреждения, когда ведут военные машинисты. В осуществлении этого забастовщикам предоставлялась самая широкая инициатива.

Члены стачкома молчаливо переглянулись. Антоний Иванович нарушил молчание:

— Понятно! Ну что ж, товарищи, я думаю, мы и тут кое-что можем сделать… Надо только обмозговать это дело. На путях стоят бензиновые цистерны, керосин, спирт… Опять же бронепоезда! Да и с солдатами составы пойдут через Первую Речку…

Невидимая армия стала против Дитерихса.

Горели буксы в теплушках с солдатами, приходилось задерживать составы, переформировывать их, сменять вагоны. Лопались по совершенно непонятным причинам оси вагонов. У паровозов плавились подшипники, сифонили паровые трубки. В топках рвались невесть как попавшие туда заряды. Вдребезги разлетались стекла сигналов, и масло сигнальных ламп оказывалось смешанным с водой, лампы гасли в пути.

Петарды рвались на маршрутах воинских составов, составы останавливались. Бригады осматривали полотно и, удостоверившись, что взрыв петарды не более как озорство, отправлялись дальше, а через двадцать минут хода оказывались разведенными рельсы и, ломаясь и круша все впереди, лезли друг на друга вагоны, валился под откос локомотив. Оглушительный грохот сотрясал окрестности. Вдребезги разлетались теплушки; вагонные скаты, точно снаряды, катились, врезываясь в мягкую почву; дымок показывался над обломками, и скоро пламя, подымая жадную голову, пожирало остатки состава, оставляя лишь исковерканные, почерневшие остовы того, что еще полчаса назад называлось вагонами.

Кто-то вгонял между шпалами оси; кто-то выбивал из шпал костыли; кто-то отвинчивал гайки и разводил рельсы. И на отрезке пути от Владивостока до Имана страшными памятниками войны, которая началась еще до того, как Земская рать выступила в свой поход, легли поезда, исковерканные, поверженные в прах. На платформах горело сено; пылали склады с обмундированием; мука для солдат поливалась керосином; по машинистам воинских составов стреляли из лесочков и в выемках. Усилилась охрана путей и составов, но пулеметы и пушки на платформах не были прочной защитой от солдат незримой армии.

Вся дорога стала фронтом.

Первореченцы выставили посты во всех важных местах. Стачком, партийная организация и Михайлов имели самые подробные известия о перемещениях подвижного состава, формировании поездов и назначении их.

По длинной цепочке связи от Владивостока до передовых позиций и до штаба Народно-революционной армии шли сообщения, за которые дорого бы дали белые. Подпольщики, партизаны и НРА действовали по единому плану и системе.

Тыла у Дитерихса, затеявшего поход на Москву, не было.

Особенно внимательно первореченцы следили за бронетупиком. Наблюдение за ним не прекращалось ни днем, ни ночью.

Внешне все было спокойно.

В проточной воде ручейка, давшего название станции, женщины стирали белье. Стуча вальками, они негромко переговаривались, судача между собой. Мальчишки носились по путям. На скамейках у домов, на пригорке, примыкавшем к территории узла, сидели угрюмо забастовщики, томившиеся по работе. Хозяйки ходили на базар, выгадывая копейки, чтобы соразмерить цены на продукты со скудным бюджетом забастовщика. Но сколько тут было внимательных глаз солдат невидимой армии!..