Антонин Ладинский - XV легион

Римская армия благополучно перешла через Тигр, перебросив через реку понтонный мост, копию того моста, который построил на Дунае Траян. Оставив позади себя предмостное укрепление, в одну ночь построенное легионами, армия двинулась дальше. На последнем переходе парфяне атаковали в конном строю головной легион, сильно потрепав конницу авангарда. Но подтянутая батавская и испанская кавалерия легко смяла парфян и отбросила их к крепости. Легион в походном порядке продолжал дорогу. Отстреливаясь, парфяне рассеялись в облаках пыли и исчезли как видение: обычная парфянская тактика. Использовать и развить этот временный тактический успех не удалось, так как легионы не успели вовремя подтянуться, застряв со своими тяжелыми обозами в песках. Предстояла осада.

Легионеры покачивали головами, глядя на величественные арбелские башни и неприступные стены, за зубцами которых поблескивала медь оружия. В крепости глухо били барабаны, трубили гнусавые трубы, длиною в двадцать локтей. Легионы подошли почти вплотную, разорили предместные селения, захватили стада баранов, которые не успели угнать замешкавшиеся пастухи, и медленным потоком облегли крепость.

– Только бы август не вздумал штурмовать с налета, – сказал Цессий Лонг, – слишком много пришлось бы потерять людей в этих рвах. Парфяне упорны в защите крепостей...

– Задача весьма облегчится для нас, если удастся придвинуть осадные башни, – ответил Корнелин.

– Я бы предпочел подкуп, это вернее, – цинично рассмеялся Цессий Лонг. – Ну, трибун! Желаю лавров!

Римляне разбили лагерь в двенадцати стадиях от Арбелы и укрепились. Первые дни были посвящены возведению лагерных сооружений, приведению в порядок дорог, постройке шатров, сбору военных машин и осадных башен, в разобранном виде доставленных под Арбелу на волах. Разведчики производили поиски наиболее уязвимых пунктов, ловили парфянских лазутчиков, по ночам осмеливавшихся выходить из крепости с тою же целью. Пятнадцатый и Двенадцатый легионы получили задание стать против северной стороны крепости, где по условиям местности можно было пустить в дело осадные башни и где предполагался главный штурм. Демонстрацию надлежало произвести с южной стороны. Метательные орудия тоже были поставлены главным образом против северо-западного угла.

Боевые действия начались с перебранок с осажденными. Потом запели первые стрелы. Решительный день наступил, когда Адвент отдал приказ готовиться к первому штурму. Надо было торопиться. Артабан спешно собирал военные силы и средства, чтобы двинуться на помощь осажденной крепости.

Всю ночь стучали топоры легионных плотников, сооружавших под покровом темноты длинные винеи [33]Каракалла, который остановился в грязной придорожной харчевне, откуда ударами кулаков выгнали многочадное семейство трактирщика, тоже не спал в ту ночь. Несколько раз он садился на коня и в сопровождении Адвента или кого-нибудь из легатов объезжал лагерь, смотрел, как вырастают в ночном мраке, под сияющими звездами черного неба, гигантские осадные башни. Корнелин же в эту волнующую ночь даже не прикасался к ложу, возбужденный лагерной суматохой, стуком топоров, воздухом приготовлений к сражению под стенами Арбелы. Он лично надзирал над работами кузнецов и плотников, следил за сбором катапульт и баллист. Вдруг впереди, покрывая гул голосов, ржание мулов и стук орудий, раздались гулкие удары барабанов, и в том месте, где стояла Арбела, блеснул огонь. Осажденные увидели с башен, как римляне в передвижной «черепахе» медленно приближались к стенам крепости, выравнивая дорогу для завтрашних операций. Парфяне зажгли на башне бочку смолы, чтобы осветить врагов для обстрела из метательных машин, ударили в барабаны, и через минуту, несмотря на ночное время, на римлян посыпались стрелы и огромные камни, низвергаемые баллистами с башен. Корнелин бросился туда, чтобы выяснить на месте событий, возможно ли продолжать работы.

Три «черепахи», – сколоченные из досок, покрытые мокрыми шерстяными плащами и овчинами, домишки на колесах, – озаренные трепетным огнем пылающей смолы, застряли в стадии от стен. Под их защитой легионарии с кирками в руках выравнивали дорогу шаг за шагом, а потом передвигали «черепаху» вперед. Солдаты боялись высунуть нос из-за прикрытия, потому что стрелы, падая из темноты небес, поражали неосторожных, впивались в доски, застревали в овчинных шкурах. Иногда с грохотом падал тяжкий камень. Схватив у какого-то солдата щит и прикрываясь им, Корнелин перебежал расстояние, отделявшее вал лагеря от «черепах» и вскочил под защиту дощатого домика.

– Почему не продвигаетесь вперед? – спросил он солдат.

Солдаты объяснили, что продвигаться вперед слишком опасно: со стен могут в одну минуту засыпать камнями, что необходимо обстрелять стены, чтобы отогнать воинов от военных машин. Корнелин подумал, что солдаты правы: пожалуй, парфяне еще произведут вылазку, и кинулся назад, обещая прислать сагитариев.

На лагерном валу стоял Каракалла и смотрел на огонь над арбелской стеной. Позади него находились Адвент и Ретиан, Цессий Лонг, Пертинакс и другие, все встревоженные, только что поднятые с постелей.

– Что там происходит? – спросил император трибуна.

Корнелин подробно рассказал о положении дел и просил послать стрелков из лука.

– Он прав, – обернулся император к Адвенту, – пошли пальмирских лучников.

Две когорты стрелков и сорок онагров, метавших, как из пращи, круглые, раскаленные камни или свинцовые пули, были двинуты в прикрытие «черепах». Солдаты кричали из домиков:

– Товарищи, цельтесь лучше! Африкана и Тиглия убили богомерзкие парфяне!

Воины натянули луки. Дождь стрел посыпался в то место, где пылала смола, служившая отличной прицельной точкой. Поняв, в чем причина метких попаданий, парфяне погасили огонь. Тогда «черепахи» двинулись вперед.

Из Безабды днем и ночью прибывали обозы с припасами. Корнелин радовался, видя такое обилие амфор, бревен, досок, шкур, канатов, оружия и кирас. В амфорах была сера для зажигательных стрел, оливковое масло, смола, вино, уксус, зерно, медь. Огромные караваны верблюдов доставляли из Сингары хлеб и фураж для лошадей, мулов и волов. Работа кипела. Заканчивались винеи, под прикрытием которых можно было приблизиться к стенам крепости. Совсем были готовы четыре осадных башни с мощными таранами. Десятки тысяч людей были заняты осадными работами.

В суматохе Корнелин совсем позабыл о тех мыслях, которые так неотступно посещали его в последнее время, – о мечтах о Грациане. Чем дальше отдалялся он от мест, где жила дочь Грациана Виктория, тем яснее становилось для него, что его посетила настоящая любовь, о существовании которой на земле он и не подозревал. Ему казалось, что все эти любовные штучки придуманы поэтами, что пишут, не жалея бумаги и чернил о розах и соловьях. Но теперь, просыпаясь, он, прежде всего, вспоминал имя Грацианы, негодовал на себя за это, простить себе не мог, что как мальчишка, написал ей нелепое письмо о парфянских стрелах. Рабы, приставленные следить за его оружием и конями, за одеждой и едой, не могли понять, почему трибун, всегда такой сдержанный и приветливый, стал гневен и в гневе позволяет себе иногда ткнуть кулаком или вытянуть по спине плетью.