Антонин Ладинский - XV легион

– Что он говорит? – полюбопытствовал Цессий Лонг.

– Он говорит, – с улыбкой перевел центурион, – что он сын вождя и что за него дадут выкуп в триста волов.

– Это не плохо, конечно, получить триста волов, – улыбнулся легат, и его улыбка, как в зеркале, отразилась на лицах трибунов.

– Если он сын вождя, развяжите ему руки, – приказал легат.

Два легионера бросились исполнять приказание. Трибуны с недоумением ждали, что будет дальше.

– Центурион, допроси его, – продолжал Цессий Лонг.

Центурион, говоривший по-сарматски, задал несколько вопросов на неуловимом варварском языке.

– Спроси, центурион, много ли их? Куда они идут? Как осмелились они перейти Дунай?

Пленник отвечал односложно, уставившись в землю.

– Он говорит, – переводил центурион, – что пришел с сарматами, но что принадлежит он к другому племени. Реку перешли они в надежде на легкую добычу. Так им говорили вожди.

– Спроси его, – продолжал легат, – много ли их? Да чтобы он торопился, а то я велю послать за кузнецами и поглажу его раскаленным железом! Слышал ли он о Риме?

– Он слышал, легат. Говорит, что это большой город, где все дома построены из камня.

– А что у него висит на шее? – заинтересовался Цессий Лонг.

Пока центурион тормошил пленника, ворот холщовой рубахи разорвался, и все увидели, что на шее у юноши висит на ремешке плоская статуэтка из дерева, изображающая божка с выпученными глазами и золотыми усами и бородой.

– Бог грома, – пояснил центурион, – бог его племени.

Он протянул руку, чтобы сорвать амулет и показать легату, но пленник уцепился за свое сокровище и не желал отдавать.

– Варварский громовержец, – усмехнулся легат.

– Отдай, собака! – замахнулся кулаком центурион.

Трибуны тоже находили, что пора кончать эту комедию. Тратить время на разговоры с вонючим варваром!

– Оставьте его, – неожиданно произнес легат, – может быть, его бог, в самом деле, управляет громом. Отведите пленника к кузнецам. Пусть его прикуют к повозке. Его можно будет послать к Агриппе или, в крайнем случае, продать за хорошую цену.

Цессий Лонг, суеверный и расчетливый, как всякий поселянин, боялся всех богов и не любил, чтобы что-нибудь пропадало в хозяйстве.

– Мы выступаем! Аций и Корнелин, вы останетесь со мной!

Легионарии потащили пленника на походную кузницу, где шестеро кузнецов, обнаженных до пояса германцев, суетились вокруг пылающего горна.

– Легат приказал приковать его к повозке, – сказал один из солдат.

– Ладно, прикуем, как ученого медведя, – ответил старший кузнец, почесывая волосатую грудь.

При звуках труб легион снялся с места. Центурии одна за другой вытягивались на дорогу.

Алы [17]конницы ушли вперед, придерживаясь рощ с левой стороны, откуда могло быть неожиданное нападение. Топография местности была такова: слева, на некотором отдалении, дубовые рощи, справа еще не видимая за холмами река, впереди дорога на Аррабону. С минуты на минуту головные алы могли войти в соприкосновение с неприятелем. В воздухе чувствовалось то напряженное состояние, которое бывает перед сражением. Казалось, что даже кони испытывали тревогу. Цессий Лонг, старый солдат, сохранял невозмутимость на своем грубо высеченном лице, но не без досады готовился к событиям. Он опасался, что легионы, расквартированные в Карнунте и в Бригецио, могут отрезать варварам отступление через реку. В таком случае можно было ожидать упорного сопротивления: поставленные в безвыходное положение варвары сражались обыкновенно как львы.

Кузнецы с веселыми шуточками поволокли пленника к обозной повозке. Только теперь варвар понял, что хотят с ним сделать, и с тоской смотрел на дубовые рощи, в которых он потерял свою свободу. Противно лязгнула железная цепь.

Невдалеке пасся табунок лошадей, захваченных у варваров во время стычки – военная добыча легиона. Вдруг косматая кобылка увидела своего хозяина, с радостным ржанием отделилась от стада и, грациозно изгибая шею, понеслась к людям. Не обращая внимания на крики погонщиков, она пробиралась к хозяину, скалила зубы и ржала. Наконец, вырвавшись из рук погонщика, она положила голову на плечо пленника и вся дрожала мелкою дрожью. Даже грубые солдаты были растроганы такой привязанностью.

Но в одну минуту произошли совершенно неожиданные события. На горизонте, за волнистыми холмами, где предполагалась Аррабона, к небу поднимался черно-бурый столб дыма. Забыв обо всем на свете, солдаты кричали:

– Аррабона! Аррабона в огне!

Все взоры устремились в ту сторону. Далекий столб дыма поднимался выше и выше. Среди солдат произошло замешательство. Дым напоминал им, что, может быть, сегодня же их ожидает в сражении смерть от варварского топора, мучительные раны. Кузнецы тоже опустили молоты и, задрав головы, смотрели на пожар.

Столб дыма, отклоненный ветром, таял в воздухе. Было в этом видении что-то страшное, как предвестие о гибели. Глухой ропот голосов прошел по рядам солдат: они бормотали заклятия, купленные за динарий у бродячего астролога. Окруженный всадниками Цессий Лонг стоял на холме. Он трепал танцевавшего в нетерпении коня рукой и спокойно смотрел на пожар. За его спиной было тридцать лет службы Риму. Он добился всего, о чем мог мечтать. Смерть не ужасала его.

В полдень легион благополучно перевалил через холмы. Одна за другой когорты спустились в широкую долину, и Цессий Лонг вздохнул с облегчением: он опасался внезапного нападения в пересеченной, сжатой со всех сторон холмами местности. Теперь он мог в случае надобности развернуть легион. Неприятель все еще не был обнаружен разведкой, но его присутствие чувствовалось в воздухе. Цессий Лонг нюхом старого солдата чуял его на расстоянии дневного перехода.

Черный столб дыма, поднявшийся над Аррабоной, так же внезапно пропал. Теперь надо было решить, как поступить. Основной принцип римской военной науки требовал: легионы двигаются порознь, сражаются вместе. С другой стороны, Цессию Лонгу не хотелось делить лавры с Салерном, который мог самостоятельно захватить Аррабону. Почти никогда он не советовался с подчиненными, но теперь решил, что, пожалуй, надо спросить Корнелина: трибун читает Фукидида и Арриана и, может быть, знает подходящие примеры в истории. Аламанский всадник сказал трибуну первой когорты Тиберию Агенобарбу Корнелину, что его желает видеть легат. Корнелин ударил коня плетью.

Селения, попадавшиеся по дороге, были разграблены варварами. Следы варварского нашествия были видны повсюду. Во многих местах дома были сожжены, поля вытоптаны, виноградники вырублены. Можно было удивляться, с какой быстротой варвары произвели разгром. В одном селении всадники Ация обнаружили несколько трупов, изуродованных, потерпевших надругание. Перед сельским святилищем на траве валялась в конском навозе обезглавленная статуя Помоны. На ее алтаре варвары сделали мерзость.