Николай Задорнов - Золотая лихорадка

– Что же за артель? – спросил Оломов, когда обед закончился.

Никита начал сбивчиво врать. Но, как назло, сразу чего надо не придумаешь.

– Ты не знаешь ли на прииске какого-нибудь бывшего чиновника на пенсии или разжалованного? – спрашивал Оломов.

– Был один, по прозвищу Советник!

– Советник? – воскликнул Оломов.

Телятев получил еще в городе анонимный донос. Автор подписался неразборчиво. Написано было грамотно. Приискатели обвинялись в противозаконной политической агитации. Автор сообщал, что среди крестьян ведут пропаганду анархисты.

– Ты знаешь этого Советника?

– Да, видел раз, может, и не узнаю.

– Пойдешь проводником! – сказал Телятев. – Говорят, туда почти невозможно подняться на лодках?

– Да их можно и голодом выморить, – сказал ему Никита.

– Нет, у них есть запасы. Мы все знаем. Их голодом не выморишь.

– У них амбары там стоят, – сказал Оломов.

Пехотный офицер полагал, что надо разведать все подробно, и попросил начертить ему план прииска.

Пришел Ибалка. Откозырял, щелкнул каблуками и доложил, что гольд явился. Вошел Денгура.

– Где ты был?

– В гости к соседям ездил, – ответил Денгура.

Когда Денгура приехал в Николаевск, явился к Телятеву, привез ему подарки. Поднявшись с кресла после разговора и как бы собираясь уходить, он, озираясь по сторонам, сообщил, что был на речке, на прииске и что там худо…

– Что же там такое?

– Там революция! – сказал Денгура.

– Какая революция? – как на пружине подскочил Телятев.

– Еще царя один раз хотят убить!

– Откуда ты это взял? Да ты что?

Телятев знал Денгуру, как почтенного и богатого деревенского торговца.

– А че я! Я не знаю откуда! Я не исправник! Все знают! Я сейчас хоть в Петербург поеду и скажу: «Политичка!» Революция знают, а никто не глядит… Моя русский начальника шибко любит! – вдруг ласково и кротко добавил Денгура нараспев: – Моя государя императора, – тут старик сложил молитвенно обе руки и поднял взор на огромный во весь рост портрет Александра Третьего, – моя царин любит, подарки хочет ему таскать…

«Я им, мерзавцам, покажу! Неужели?» – подумал тогда Телятев. Разговор этот происходил две недели назад в Николаевске. Телятев тогда только что получил известие, что Оломов выехал. Из Хабаровки то и дело шли телеграммы.

– Уй, ну как ты не боялся, – говорила мужу косая Исенка, глядя на губернаторский двухэтажный дом со шпилем и флагом, сверкавший верхним рядом стекол, поверх множества прибрежных халуп и землянок.

Муж и жена расположились на берегу у знакомого богатого гиляка, жившего в городе.

– Русский начальник или маньчжурский начальник – разницы нет! – поучительно говорил жене Денгура. – Каждый любит, когда хорошо обходишься.

– А ты знаешь, как с русским начальником обходиться?

– Все равно! Одинаково! Это все понимают.

Жена сопровождала Денгуру в Николаевск из Мылки, она взяла с собой запасы лучшей юколы, сушеных чебаков, масла, консервов.

– Скоро на Ух поедем, – говорил Денгура, – всех будем там разгонять. Меня сегодня высшее начальство хвалило.

Старик повеселел. Он ходил не сгибаясь, как в былые годы.

– Погоди, я еще сам большой начальник буду, – хвастался он. – Я власть люблю и начальникам нравлюсь всем, так хорошо буду жить!

– Это мне скажи спасибо, – говорила Исенка, – если бы не я, ты бы все сидел в Мылках.

– Я своим умом живу, – отозвался старик.

– Когда я тебе парня родила, ты повеселел. Сразу стал ездить, искать начальников, кому служить лучше. Молодой сразу стал, – смеясь сказала жена.

Денгура сам удивлялся себе. Ему было давно за семьдесят. Он чувствовал себя бодро. Жена его рожала детей. Правда, в кишках его обитало множество разных червей. Денгура был худ и сух, но зато деятелен, и только изредка стреляло ему в спину и болел живот, а больше он не чувствовал никаких немочей.

«Нет, я не похож на своих сородичей. Они все дохлые, а я какой здоровый и высокий. Конечно, я особенный человек, не такой, как все», – думал он, с жадностью хватая и разрывая зубами вареное собачье мясо, которое прислал ему в подарок гиляк-торговец.

Жеребцов выскочил во двор как ошпаренный. Лицо его было красно и борода всклокочена. Завтра с гольдами и полицейским-гиляком Ибалкой, который родом из здешних. мест, ему предстояло вести отряд на прииск. «В компанию я попал!» – подумал Никита.

Похоже было, что прииск хотел захватить кто-то другой. Впотьмах на желтых песках, как огромная черепаха с поднятой головой, чернел локомобиль.

Из клубящегося тумана, поодаль друг от друга, как кулисы в театре, плывут ржаво-темные с просинью скалистые мысы, разделенные обширными полукруглыми бухтами с гористым крутым берегом, обступившим их ровной, словно выведенной циркулем, чертой. В бухтах вода зеркально чистая.

Огромный изветренный мыс висит над пароходиком. Падающие мохнатые деревья на его скалах, а от мыса в глубь мелкого озера ушла рябая полоса вся в острых зубчатых обломках скал, как будто размыт каменный гребень.

Туман над водой рассеивается. Громадное желтое озеро блестит на утреннем солнце. Где-то далеко видны голубые гряды, увалы. От мыса экспедиция пошла на середину озера.

Оломов, Телятев и пехотный поручик сидят на белых скамьях капитанского мостика, курят сигары и наслаждаются видом.

Впереди по мелкому озеру плывет в оморочке старик, брат Ибалки, а за ним, на расстоянии выстрела, тихо бредет маленький пароход.

– Сюда не ходи! – кричит проводник, то и дело оборачиваясь в оморочке и обращаясь к пароходу. – Сюда ходи! – показывал он дорогу по озеру. – Тут канава…

Из тумана за озером всплыл острый камень.

– Сюда не ходи… Лево ходи, – как бы переводя проводника, крикнул Денгура, стоя подле рулевого.

За пароходом на буксире тянется баркас с солдатами, а за ним, как черные звенья цепи – несколько лодок. Солдаты втыкают в дно жерди, чтобы на обратном пути не сесть пароходу на мель.

Длинный ряд редких вех, как остатки какой-то городьбы, протянулся сзади по озеру вдоль голубевшей к горизонту воды.

Денгура вдруг пошел на нижнюю палубу на носу парохода и что-то тонко заверещал, обращаясь к проводнику, и тот так же тонко отвечал ему. Казалось, что у них пошла перебранка.

– Он следит за проводником, беспокоится! – сказал Оломов.

– Удивительно деятельный старик, – сказал молодой офицер, – сколько ему лет?

– Писотька и Овчинников жулики! – сказал Оломов. Он пустил табачный дым и покачал тяжелой толстой ногой с блестевшим голенищем. – Но Денгура Бельды не такой. Это почтенный и знаменитый человек.

– Да, он как будто из идеальных побуждений, – с оттенком обычной двусмысленности, ответил Телятев.