Николай Задорнов - Золотая лихорадка

По трапу поднялся унтер-офицер Сукнов и вытянулся перед офицерами.

– Пойдешь в разведку на лодке. С собой возьми проводника и двух солдат. Переоденься, и не спугните их.

Жеребцов знал, что на прииске о приближении отряда узнают заранее.

– У них два караула. Тут первый, а дальний на протоке стоит. На втором часовым живет Гаврюшка. Вот дока! Оттуда и телеграф проведен! – рассказывал Никита.

– Что же ты молчал?

– Да ведь что с него, с телеграфа. Забава! Он, что настоящий, государственный, словом, что и у них – одинакова…

– Как это одинакова?

– Ну, не работает…

Жеребцов знал, что Гаврюшке, может быть, уже сообщили, что идет полиция.

– А вода-то, вода, как круто валит, – замечали солдаты.

Мутный с густой желтизной поток шел из ущелья.

– Видно, там гребут золотишко.

– Да, там золотую-то тянут жилу!

Лодка с разведчиками быстро отошла от парохода.

– Будем ждать сигнала, – уверенно сказал поручик. – Какой воздух, какой воздух, господа! Чудесная амурская осень!

Через час заметили человека на скале, он махал флагом. Оттуда несколько раз выстрелили.

– Ну, господа, путь открыт! – густо пробасил Оломов.

Все засуетились.

От парохода и от баркаса отвалили четыре лодки, щетинившихся ружьями.

Сопка стала терять голубизну, желтеть, хвойная зелень и желтый березник проступали на ней, и вскоре утесы ее надвинулись к лодкам, а острый камень, видный издали, скрылся за увалом. Стуча сапогами по гальке, отряд выбирался на сушу и строился на каменистом берегу.

Сукнов подвел схваченного часового. Это был вятский мужичонка. Он караулил дорогу на прииск с дробовым ружьем.

– Стрелять хотел! – показывая его оружие, со злом говорил Ибалка.

– Батюшка! – кинулся мужик в ноги Телятеву.

– Вот вам первый образец таежных республиканцев!

– Сукнов! – сказал Оломов. – Поезжай на баркас. Говорят, можно в большую воду баркас провести на шестах. Начинайте с оставшимися людьми перегрузку в лодки и складывайте все тут на берег. Выставь часовых. Осадка будет меньше – подведешь баркас на шестах наверх. Не задерживайся с разгрузкой.

Сукнов оставался охотно. Он знал, что на прииске много крестьян-переселенцев, и ему не хотелось участвовать в их разгоне.

Подле утеса заночевали. Утром лодки пошли вверх по реке.

Неподалеку от Гаврюшкиного караула вперед отправилась угда с полицейским урядником, Ибалкой и пятью солдатами. Жеребцов стоял в ней на корме с шестом.

Гаврюшка вышел из травы.

– Стой! – прицелился в него урядник Попов.

– Беги бегом! – весело крикнул Ибалка и вынул револьвер.

– Здорово, Никита! – сказал Гаврюшка.

– Здравствуешь! – мрачно ответил Жеребцов.

Подошла вторая лодка с Телятевым.

– Проведешь нас дальше! – велел окружной Гаврюшке.

– С полным удовольствием! – гаркнул Гаврюшка. – Здрав желаю, ваше высокордие!

На прииске работа шла как обычно и слышался дружный стук и грохот, когда по берегу пришел посланный от Гаврюшки, его товарищ татарин Малай, и сказал, что прибыла полиция.

– Да вот они, братцы! – вдруг с отчаянием крикнул чей-то голос.

Из-за утеса вышли лодки. На носу передней солдаты в белых рубашках и в белых фуражках с красными околышами сидели с ружьями.

– Глядите, как на празднике! – сказал Илья. Он бросил кайлу и с облегчением вздохнул.

«Неужели все? И можно будет уехать домой?» Двое схваченных по дороге старателей толкались в солдатской лодке шестами. На другой лодке толкались сами солдаты и двое гиляков.

– Шабаш, братцы!

Множество народу высыпало из штолен и колодцев на берег, на бугры и холмы и на поваленные деревья. С любопытством и страхом смотрели на подходивший отряд.

Илья пошел к берегу веселый, словно к нему ехали гости. Многие старатели еще мыли, они разгибались, не оставляя своих бутар, и глядели из-под ладоней на лодки долгим, тоскливым взглядом.

– Так вот она, таежная республика! Амурская Калифорния и Эльдорадо! – сказал Оломов, оглядывая ряды балаганов, бутарки, шалаши, колодцы, черные входы в штольни, весь этот мирок, тесный, набитый мужиками, перемазанный глиной и золотоносным песком, лязгающий лопатами.

– Вон и скот у них, и кони. По-хозяйски все заведено! Вон и амбары, склады на той стороне! Да чье же это, господа?

Полицейские офицеры и поручик в белых кителях сошли на берег.

Никите стало жаль штрека. Хороший был ход! Какое крепление поставлено! Как на шахте! Сам же он со своей артелью вел этот ход и хотел поставить тут локомобиль для откачки воды. А пока качали бадьей и ведрами. Сколько силы зря ушло! Никита посетовал, что в простоте души и со страха перед полицейскими начальниками, которые все время были около него, он и привел-то их прямо на свой участок.

Напротив стояли товарищи, смотрели на Никиту, как на мученика, и ему становилось все совестней.

По берегу, шагая крупно, шел в болотных сапогах Оломов. Мужики стали снимать свои картузы, шапки и американские шляпы. Другие стояли не шелохнувшись.

– Ну? – подходя к толпе, спросил он. – Кто старшой у вас?

Толпа молчала.

– Есть же у вас артельный староста?

– Тут много разного народа, мы не знаем…

– Где же ваша выборная власть? – спросил Телятев.

Все почувствовали, что этот что-то знает.

– Нет такой! – живо ответил молодой парень.

– А где Силин?

– И его нет!

– Откуда же ты это знаешь? Ты всех по фамилии разве знаешь на прииске?

Парень смутился и спрятался в толпе.

Мастер просовывал между рослых мужиков свою маленькую голову, ему хотелось вступить в разговор, он дрожал от нетерпения и от многих мыслей, приходивших в голову. Но боялся. Жена велела ему молчать.

Старатели на отдаленных участках оставляли работы, и густые толпы их стекались к поляне. Послышался душераздирающий крик многих людей, женский визг, вся толпа пришла в движение. Видно было, как часть толпы вдруг полегла. Опять начался крик, потом раздался хохот.

Телятев со страхом оглянулся. Поручик живо выстроил свой отряд. Сорок человек солдат встали в две шеренги. Пехотный поручик щурился, испуганно глядя на сбившуюся толпу.

– Вы не беспокойтесь, – молвил Никита, видя, что поручик чуть ли не собрался стрелять. – Это штрек обвалился и люди под землю посыпались. Их сейчас оттуда подымут, и все установится.

Сзади раздался новый вопль. Береза треснула и повалилась вместе со своими зрителями, которые забрались в ее ветви и теперь запрыгали с нее, как голуби.

Все это было так страшно и необычайно. Поручик отдал команду, и ряд солдат проредел и превратился в двойную цепь. Ружья теперь взяты были наперевес.

Из толпы кто-то со страха запустил камнем.

– Какие-то жуткие, трагикомические происшествия, – сказал поручик, немного придя в себя.