Николай Задорнов - Золотая лихорадка

– Нет, это они нарочно! – сказал озабоченный Оломов. Он был как в лихорадке, раздумывая, дать бы залп! Камень запущен, повод есть. Но все хуже в тысячу раз, чем предполагали. Сколько их тут, кто знает! Что будет, если вся эта орава начнет ответную пальбу? Известно: «Страшен русский бунт!» Тревожить их было опасно. У многих за плечами ружья. И эта была не вражеская армия, это свои, подданные империи, нельзя было приказать тут разоружиться, как военнопленным. Но и в грязь лицом не ударить и не переборщить! С какими трудами населяли здесь людей и берегли их. Не стрелять же по ним!

Из-за острова вышли еще две лодки с полицейскими. Подходила подмога. «Но что значит тут горсть солдат и полицейских!» – думал Оломов. На озере осталась халка и там полувзвод с унтер-офицером Сукновым. Оломов решил, что выхватывать виновных придется осторожно и не сразу. Надо действовать хитростью.

– Если совести у них нет, пусть стреляют! – кричал, обращаясь к толпе, сектант Кораблев. – Разве можно разойтись, такое богатство бросать!

Оломов подошел к нему.

– Я им постреляю! – сказал Андрюшка Городилов, перезаряжая револьвер.

Тимоха Силин сидел в своей зимовьюшке и рассматривал план нового участка, вычерченный Гураном на бересте, когда прибежал старовер Микешка и крикнул в окно:

– Кончай работу! Полиция пришла!

Силин и Гуран выскочили из своей конторы.

– А кто был в карауле? Как пропустили?

– На нижнем-то Макар был с Алешкой. Алешка, видно, мыть ушел, понадеялся на Макара. Макар-то им попался, не успел упредить. А на верхнем карауле заметил их Гаврюшка, послал Малая, уж лодки подходили, Малай плыть-то уж не мог, травой пошел берегом, да вплавь, да вброд. Ночью не шли лодки, так и он не мог! А седне еле поспел. И тут же они выперли и ружья навели.

– Эх, подлость людская! – молвил Тимоха.

– Слабость! – сказал Гуран.

– Атаман, как теперь уйдем с прииска? – подходили старатели.

«Теперь крах всему! – подумал Тимоха. – Но я должен смотреть вперед!»

– Мы можем эту полицию перебить! Шутя! – сказал он. – Я видел, как в Расее бунтовали. Это – раз плюнуть! Но тогда откроют стрельбу, а тут бабы и дети.

– Нет, тут нельзя тягаться! – отвечал Микешка.

– Надо, надо стрелять в них! – сказал другой старовер. – Пусть убьют нас. И жен и детей! Пусть! – голос его дрожал от гнева. – Я первый кинусь!

– Тебя не выдадим, Тимоха, скрывайся, – сказал Микешка.

– Нет, я не побегу. Я только сначала к себе зайду переодеться и живо надо Ваську сюда…

– Да вон он едет…

– Мы тоже сразу не уйдем! – говорили старатели Силинской стороны. – Пусть гонят!

– Нет, надо идти! – подходя, сказал Сашка. Он был в черной шляпе и красной рубахе.

– Ну, Тимша! – сказал прибежавший Илья, спрыгивая с помоста, по которому возили тачки. – Революция началась! – Он усмехнулся. – Власть свергают!

– Ты чему радуешься! – накинулся на него старик раскольник.

– Ни че не будет никому! Сказали, по домам отпустят, и слава богу! Шут с ним, с металлом. Они выборных вызывают. Ты не ходи, скройся.

– Нет, мне отвечать! Я пойду за всех…

– Какая нужда! – сказал Микеха. – Надо их сбить с толку. Они не узнают никогда.

– Пароход пришел, предатели! Кто-то выдал!

– Зря не лезь… Если надо будет – они найдут, – твердил Микеха.

– Нет, я не хочу подводить общество. Сашка там?

– Вот он сидит, ждет тебя.

Сашка, понурившись, сидел на корточках.

– Выпустят людей с добычей или отберут? – спросил его Микеха.

– Черт не знает! – ответил Камбала.

Василий молодцевато выпрыгнул из лодки. За ним шел Ломов с ружьем.

– Мы тоже подготовились! – сказал Василий. – Саша, пойдем! – сказал он.

– Я выйду вместо тебя! Там пока говорят еще… – сказал Илья и, как в детстве, козлом запрыгал через отвалы, желоба и бревна.

Тимоха тряхнул головой, глядя ему вслед, и поплелся в зимовье за Василием и Сашкой.

– Живо надо, ребята! Микеха, ты тоже зайди сюда! – сказал молодой Кузнецов, закрывая окно. – Сколько мошки у тебя! И мухи!.. Сашка, забирай всю артель китайцев и мотай через Джанду и через хребет на Левашовский прииск… Китайцев могут замести и выдать в Китай, там им срубят головы. И сам уматывай от Левашова прямо домой к отцу! Управляющему все скажешь, как есть. Дома иди к себе. И все. Картошку как раз копать.

– Че уматывай! У меня паспорт!

– Нет, иди… А мы управимся. Дорогу знаешь? Китайцы и нас подведут, их надо спрятать…

– А че, не знаю, что ль?

– Смотри, чтобы с кекуров вас всех на Джанде не перебили староверы, которые в тайге живут… Отца стреляли, похоже, как они.

Стоя среди разрытых песков, Оломов отечески разговаривал с обступившей его толпой. В душе он слегка потрухивал и от этого старался казаться уверенней и строже.

– Прииск оцеплен и я приказываю всем разойтись! – громко говорил он. – Оставляйте работы и ступайте по домам…

В ответ кто-то засмеялся с дерева. Но на все эти дерзости и реплики Оломов пока не обращал внимания.

– Даю вам сроку до послезавтра на сборы. Я вижу, вы тут большим хозяйством обзавелись. Коровы у вас.

– Это для детей. Ребят не с кем оставить! – добродушно отвечала толстая баба с родимым пятном в поллица.

Оломов замечал, что в толпе нет никаких подозрительных личностей. Не видно интеллигентных физиономий, нет каторжных.

Вокруг стояла многолюдная крестьянская толпа. Но именно эта, на вид пассивная масса могла оказаться очень упрямой.

– А послезавтра чтобы никого тут не осталось!

– А хлеб-то как теперь?

– Кто теперь хлеб отдаст?

– Голодом два дня сидеть?

– А где же вы брали хлеб до сих пор?

– Да, эвон, пекарня-то на Кузнецовском, – показал Кораблев.

– Даром-то никто, поди, не даст…

– Вызовите мне сюда людей с… Кузнецовского! – сказал Оломов. – Живо. А ну… кто поедет?

– Я! – крикнул парень в картузе и быстро пошел к лодкам.

– Да где же ваши выборные? Что не идут?

– Пошли за ними.

Пехотный поручик недавно перевелся в Приамурье из Москвы. Он впервые присутствовал при разгоне хищников. Он представлял, что все это произойдет по-иному, выйдет полковник и скажет: «Именем государя! Приказываю…» – и пойдет! Толпа опустится на колени. Вместо этого шел какой-то несуразный разговор. Оломов не впервой разгонял и умел это делать. Но поручик почувствовал, что хищники здесь сильны. Он оглянулся на полицейских. Те, сняв рубахи, таскали из лодки грузы и разбивали палатки. «Все наоборот! Солдаты разгоняют, а полицейские работают!»

Ибалка распоряжался в лагере вместе с урядником Поповым.

– Сколько же их! – разговаривали солдаты за спиной поручика.

В толпе кто-то урчал время от времени.

– Ты, сволочь, утихни! – истерически крикнула молодая баба.