Жеральд Мессадье - Суд волков

Он открыл дверцу клетки и взял одного из волчат на руки. Тот свернулся клубочком, тявкнул от удовольствия. Батист сунул ему в пасть палец. Волчонок в восторге прикусил его. Подошедший к Жанне Жозеф с удивлением воззрился на эту странную сцену.

– А клетка? Где же вы ее раздобыли? – спросила Жанна.

– Она была здесь, в конюшне. Прежние господа тоже держали в замке волков. Пока в клетке сидят волки, сказал Итье, другие не нападают.

– Но ведь нельзя же держать их здесь вечно, – сказала Жанна, с ужасом подумав о том, что случилось бы, если бы они столкнулись в саду с Франсуа.

– Хозяйка, распоряжаетесь здесь вы, но они никогда не нападают на тех, кого обнюхали, когда были малышами. Возьмите-ка его на руки.

Он протянул ей волчонка, которого она опасливо приняла. Волчонок обнюхал ее. Его хищные глазки уставились на нее словно бы со страхом. Она погладила ему лоб. Он лизнул ее, заурчал от удовольствия. Она невольно рассмеялась. Волчонок закрыл глаза. Он явно собрался поспать на руках у Жанны.

– Теперь, хозяйка, он никогда на вас не нападет. Возьмите его и вы, – сказал Батист ошеломленному Жозефу.

Вскоре все семейство присоединилось к Жанне и Жозефу. Самым нетерпеливым оказался Франсуа. Взяв волчонка на руки, он стал гладить его. Волчонок облизал ему руки, потом лицо. Франсуа заливался смехом.

– Они как собаки, только дикие, – сказал Батист.

Он достал из клетки второго волчонка. Это была самка. Все подержали ее на руках. Даже кормилица.

– Теперь мы будем воспитывать волков! – с улыбкой воскликнула она.

Франсуа положил зверька в траву. Тот запрыгал. Жак тоже выпустил своего. Прибежали собаки. Они опрокинули волчат и стали играть с ними. Слышалось только тявканье и урчанье. Волчата бегали за собаками, собаки за волчатами, потом все катались по траве и слегка покусывали друг друга.

– Вот, – сказал Батист, – они никогда не нападут ни на кого из вас, даже когда вырастут. Они вообще нападают только от голода.

Жак задумчиво смотрел на волчат.

– Что ж, сторожевые волки, почему бы и нет?

Батист поймал волчат и водворил их в клетку.

Все отправились мыть руки уксусной водой с мылом. У этих зверят был сильный запах.

Жак вернулся в Париж, где у него были дела.

По просьбе Жанны Гонтар прислал своего конюшего, чтобы тот научил Жозефа и Франсуа ездить верхом. Она также наняла садовника в Ла-Шатре, чтобы тот разбил сад за розовыми кустами, высаженными перед входом.

Анжела помогала Жанне вести хозяйство, стирать белье, штопать одежду, убирать постели.

Однажды, когда они занимались починкой ковра, который хотели повесить на стену в одной из спальных комнат, Жанна спросила:

– Ты замуж не хочешь?

Анжела прервала работу, застыв с иглой в руке:

– Я сама думаю. Я знала только трех мужчин: моего отца, Жака и Жозефа. Отец был спокойным и властным, образцом справедливости. Жак и Жозеф были для меня образцами мужской красоты и достойного поведения. Жак воплощает для меня все добродетели. Он красив, образован, богат и владеет своими чувствами, сохраняя безупречную вежливость. Я никогда не слышала, чтобы он о ком-нибудь плохо отзывался. Если человек ему не нравится, он молчит, но все всё понимают. Жозеф другой: в нем живет бесенок. Он воспринимает все, что видит и слышит, как никому и в голову бы не пришло. Я не могу иметь мужа, который уступал бы им хоть в чем-нибудь.

– Одиночество тебя не тяготит? Быть может, мне стоит пригласить сюда людей, среди которых ты могла бы найти себе жениха?

– И что бы ты сделала? – с улыбкой возразила Анжела. – Стала бы задавать балы, чтобы привлечь молодых ухажеров? Думаешь, никто не догадался бы о твоих намерениях?

Она засмеялась.

Жанна внезапно представила себе, какую жизнь будут они обе вести, когда наступит осень и Франсуа с Жозефом отправятся в Орлеан в коллеж, а Жак в очередное путешествие: долгие вечера двух одиноких женщин, похожих на двух вдов, ибо у одной муж уехал, а вторая никогда такового не имела. Райский Ла-Дульсад внезапно обрел земные тона. Прелестное пустынное поместье. Она подумала о его названии: Doulce Sade – Сладкое Удовольствие. Многообещающее название, но сейчас она спрашивала себя, зачем так страстно желала восстановить этот замок.

Перед ней вновь предстал двуликий образ судьбы.

У них все-таки была необычная семья: пять человек – и всего одна семейная пара, тогда как в семьях, обитающих по соседству, женатых и замужних гораздо больше, она это знала. Возможно, если бы вокруг оказалось много народу, чувство одиночества не подкралось бы к ней столь коварно. И тут Анжела объявила, словно отвечая на вопрос, который Жанна не задала:

– Я не могу заставить себя полюбить.

И вновь взялась за иголку.

Жак вернулся в августе. Он записал Жозефа и Франсуа в коллеж францисканцев в Орлеане. Жанна, кормилица и Анжела поехали туда с обоими мальчиками, словно провожая их на войну. Жанна впервые ощутила, как бежит время. В двадцать два года она начинала третью жизнь. Она ясно увидела тот день, разумеется, еще очень далекий, когда Франсуа станет самостоятельным молодым человеком. Иными словами, чужаком.

Без Франсуа Ла-Дульсад казался по-настоящему пустынным. Темные долгие вечера с лаем собак и уханьем сов навевали тоску. Она решила вернуться в Париж и больше не подвергать себя тяготам путешествия. Ведь у нее начинался пятый месяц беременности, которую она считала самой драгоценной целью своей жизни: подарить ребенка себе и Жаку. Ведь она была уже не фермершей, а хозяйкой замка. Итак, она не увидит Ла-Дульсад, пока не разрешится от бремени.

В сентябре Жак отправился в Берри один, чтобы напомнить о своем существовании управляющему Итье и узнать результаты весеннего сева. Вернулся он через неделю и стал с улыбкой рассказывать.

– Волки чувствуют себя прекрасно, – сообщил он. – Они прибежали, едва увидев меня. Я думал, они хотят напасть, но они стали меня обнюхивать. Самец поднялся на задние лапы и положил передние мне на плечи, словно посвящая в волки! Они невероятно ласковые. У меня было такое чувство, будто я завел себе друзей из преисподней!

Он смеялся и покачивал головой, размышляя об этом.

Во время родовых схваток Жанна находила в себе силы улыбаться, когда боль немного отпускала.

Двадцать четвертое декабря, подумать только! Жак и Анжела были изумлены. Вернувшиеся на каникулы Жозеф и Франсуа прервали партию в шахматы.

– Господи, это невозможно! – вскричала повитуха, которую оторвали от праздничного ужина.

Тем не менее Жанна родила в десятом часу в рождественскую ночь.

– И к тому же мальчик! – объявила повитуха.

Измученная Жанна уснула, невзирая на крики ребенка, как только завершились все необходимые процедуры. Последним, что она увидела, погружаясь в сон, было лицо Жака, стоявшего у изножья кровати. Такого выражения она не видела у него никогда.