Альфред Дагген - Деус Вульт!

Наконец они достигли Гаренца, откуда утром вышло в поход турецкое войско. Город был обнесен стенами скорее от разбойников, чем от регулярной армии. Чтобы впустить беглецов, ворота пришлось держать открытыми. Вся разношерстная банда разом ввалилась в город. Слуги и охрана обоза тут же бросились наутек через восточные ворота. Бегство закончилось само собой: измученные кони не смогли скакать дальше. Те турки, которые еще сохранили лошадей, шагом поплелись из города на восток, осыпаемые градом камней и черепицы: обитавшие в этом городе христиане и арабы дружно ненавидели своих турецких хозяев. Пилигримы же спешились, разошлись по улицам и принялись высматривать, чем тут можно поживиться.

Добычи оказалось больше, чем они ожидали. Здесь было все, в чем нуждалось христианское войско. Город считался базой снабжения всей сирийской армии неверных. Склады ломились от еды, одежды и стрел, предназначенных для отправки в осажденную Антиохию. Помимо лошадей, захваченных по дороге, пилигримам досталось множество вьючных животных, мулов и верблюдов. Именно здесь паломники захватили первых чистокровных арабских кобыл, принадлежавших исконным жителям этих мест: турки использовали для военных целей только собственных лошадок. В лагерь у стен Антиохии направили гонцов с требованием прислать слуг и арбалетчиков, чтобы забрать добычу, а рыцари приятно провели всю вторую половину дня, грабя дома местных жителей. К несчастью, золота и серебра в городе оказалось мало, что было совсем неудивительно: турки хозяйничали здесь больше десяти лет. Большинство местных жителей составляли христиане, у которых неудобно было отбирать последнее, а нескольких неверных просто выгнали из Гаренца. Они и не пытались защищать город, в котором занимали отдельный квартал. Вечером на главной площади был устроен пир, а наутро, прослушав мессу в церкви, заново освященной спешно присланными епископом Пюи священниками, рыцари двинулись в лагерь на усталых, загнанных лошадях. На долю Рожера пришлась недурная добыча. Хотя денег ему не досталось, но в мешке у него лежало кое-что ценное: несколько льняных рубашек, плащ из верблюжьей шерсти, который полагалось надевать поверх доспехов, как диктовала последняя рыцарская мода, и несколько кусков шелка для Анны. А самое главное — войско обеспечило себя запасом еды на три месяца вперед!

Остаток февраля превратился для обитателей лагеря в сплошной праздник, но Рожер тревожился: падение нравов и попрание Божьих заповедей, начавшееся во время голода, не уменьшалось и теперь, когда всего было вдоволь. Казалось, покинув Европу, паломники изрядно предались разврату. Легче было наполнить их пустое брюхо, чем отучить от разбоя и прелюбодеяния. Анна тревожно спрашивала, удалось ли ему добиться похвалы герцога, и Рожеру пришлось признаться, что хотя он и исполнил свой долг, во время атаки все же был не в первых рядах, и никто не обратил внимания на его подвиги. Но трофейного коня он продал за приличную сумму золотом, и Анна радовалась деньгам и новому платью. Войско заметно воодушевилось, когда оказалось, что в честном бою турок всегда можно победить, и весь лагерь только и говорил о штурме крепости. Было ясно, что пробить брешь в стенах очень трудно, однако можно было попытаться замкнуть кольцо блокады и взять неверных измором. В конце месяца в порт Святого Симеона прибыл флот с берегов Ла-Манша и Северного моря. Пилигримы радовались, узнав, что вся Европа гудит от разговоров об их доблести и собирается выслать им подкрепление. Но самым главным было другое: корабли доставили лес, инструмент и искусных ремесленников, умевших строить осадные машины.

Первого марта графы Тарентский и Тулузский в сопровождении рыцарей и пехотинцев отправились в порт за плотниками и другими ремесленниками. До сих пор граф Тулузский почти не принимал участия в осаде; он отсиживался в своем шатре, ссылаясь на какую-то неведомую болезнь. Правда, злые языки сплетничали, что он вовсе не болен, а просто не желает исполнять приказы графа Боэмунда. А теперь пустили слух, что граф был вынужден встретиться с норманном и договориться о разделении командования. Герцог Нормандский остался в стороне от этого предприятия, чему Рожер был несказанно рад. Блэкбёрд так и не оправился от сумасшедшей скачки по гаренцской дороге; он сбил себе копыта, потянул связки и хромал на переднюю ногу.

Пятого марта, в день Святой Перепетуи, конвой должен был вернуться из порта, и паломники готовились к встрече. Пехотинцы спешно строили хижины для вновь прибывших, а Рожер с несколькими рыцарями проехал через мост позади лагеря, чтобы встретить их на северном берегу реки. Зима близилась к концу, солнце палило уже ощутимо, и земля под его лучами быстро просыхала. В полдень вдалеке показалась колонна. Впереди скакали прованские рыцари, а в арьергарде гарцевала кавалерия итальянцев. Нашего совестливого пилигрима порадовало, что граф Тарентский не погнушался занять менее почетное место, но Рожер тут же осудил себя: как все участники последней битвы, он знал, что во время боя у озера жизнь им спас только граф Боэмунд… И тут он услышал истошный крик часовых: огромные Мостовые ворота города распахнулись, и из них повалили всадники и пехота.

Неверные давно не предпринимали попыток прорваться на северный берег, и конвой двигался беспечно, оказался в непосредственной близости от моста. Турецкая пехота быстро заняла кладбище, прикрывавшее мост с севера, а конные лучники развернулись и приготовились атаковать обоз. Застигнутый врасплох граф Тулузский предпринял неверный маневр: испугавшись, что турки повернут направо, снова перейдут реку и нападут на беззащитный лагерь, он приказал авангарду галопом скакать к северному концу деревянного моста паломников. Тем временем Рожер и другие рыцари, оказавшиеся без доспехов, быстро вернулись в лагерь за конями и оружием. Тревога распространилась быстро, и Анна ждала его на пороге хижины с кольчугой в руках.

— Настал твой час! — яростно прошептала она, зашнуровывая на нем оберк. — Жанно уже седлает Блэкбёрда, и ты окажешься одним из первых. Я сама буду следить с южного берега. Тебя увидит вся армия! Рыцарской честью и долгом передо мной заклинаю тебя совершить сегодня подвиг, который навеки прославит твое имя. Возвращайся бароном или прими смерть на поле боя!

Рожер был ошеломлен: события разворачивались слишком быстро для его неповоротливого ума. В предыдущих боях им всегда командовали другие, и сигнал атаки обычно звучал после невыносимо долгого ожидания. Всего двадцать минут назад он мечтал об обеде, а сейчас во всю прыть скакал по временному мосту. Он не успел помочиться, что было непростительной для конника ошибкой, да и кольчуга нестерпимо жала в подмышках. На северном берегу он было вынул меч, но потом сунул его обратно и принялся прилаживать шлем поудобнее. Когда он разобрался с вооружением, причин медлить больше не осталось. Он снова вынул меч, пришпорил Блэкбёрда и неуклюжим, скованным, ковыляющим галопом поскакал на неверных.