Альфред Дагген - Деус Вульт!

Итальянский арьергард был отрезан плотной массой турецкой конницы, а прованцы стояли, охраняя мост. Небольшие группы конных лучников мелькали среди пехоты и обоза. Большинство арбалетчиков забрались в повозки и отбивались изо всех сил, но многие умелые мастеровые погибли на месте. Рожер опрокинул турка, стрелявшего в повозку и не заметившего его приближения, а затем поскакал вниз по течению реки, оставив ее слева. Перед ним никого не было, потому что он выехал из лагеря в числе первых, но за спиной слышался стук копыт — то летели прованские скакуны. Турки по опыту знали, что не могут противостоять атаке закованных в железо рыцарей, и начали отступать к могильному кургану. Рожер упорно мчался вперед. Блэкбёрд разогрелся и слегка ожил. И тут юноша поразился: навстречу ему летел неверный! Казалось, перед ним участник рыцарского турнира. На голове у соперника был стальной шлем, туловище прикрывала легкая кольчуга, на левой руке висел небольшой круглый щит, а правой рукой он сжимал кривой меч. Рожер был потрясен. Хотя экипировка этого всадника не походила на турецкую, все же было ясно, что перед ним враг. У юноши появилась возможность совершить воинский подвиг на глазах у двух армий. Он укоротил поводья и сжал голенями бока Блэкбёрда, собираясь врезаться в противника всем телом лошади. Но неверный оказался хорошим конником: в последний момент его обученный конь отклонился в сторону, и всадники зашли справа друг к другу. Рожер рубанул мечом, но неверный извернулся в седле, искусно парировал его маленьким круглым щитом и хладнокровно вонзил острый конец сабли в незащищенную шею Блэкбёрда. Рожер похолодел от ужаса, но у него не осталось времени на раздумье: конь по инерции сделал еще пару шагов, а затем медленно повалился набок… Юноша едва успел освободиться от стремян и встать на ноги. Неверный развернул лошадь и приготовился атаковать спешенного противника, но на них обоих полным ходом накатывалась лавина прованских рыцарей. Увидев это, Рожер принял самое благоразумное, но в высшей степени негероическое решение: он плашмя лег рядом с трупом своего коня, прикрылся щитом и подтянул под него ноги. Неверный попробовал затоптать его под щитом, но лошадь не решалась ступать на эту ненадежную поверхность и только стукнула передним копытом. Тогда после безуспешной попытки пронзить мечом оберк Рожера враг ускакал. От атаки прованцев содрогнулась земля, и копыто боевого скакуна мощным ударом отбросило щит в сторону. К счастью, произошло это уже тогда, когда отряд проскакал мимо. Избитый, ошеломленный и перепуганный, Рожер с трудом поднялся на ноги. От страха и потрясения у него на глазах выступили слезы, а когда он наклонился, чтобы поднять с земли меч, его внезапно вырвало… Он вяло оглядел поле боя, но не увидел ничего, кроме конских хвостов у крепостного моста и нескольких арбалетчиков, державших оборону у повозок. В этой битве рыцарю без коня делать было нечего, и он медленно захромал к мосту, который вел в лагерь.

Каждый шаг давался ему с трудом, а синяк на шее от удара вражеского меча ныл так, что Рожер с трудом поворачивал голову. Ему хотелось снять доспехи, отдохнуть и поесть, но он боялся вернуться к жене и встретиться с обитателями лагеря, которые видели его позор. Но гораздо хуже бесчестья было то, что он лишился своего места и в воинской, и в общественной иерархии. Еще час назад он был ровней баронам, а то и графам, а теперь превратился в парию, в одну из бесчисленных жертв битвы, и ему оставалось надеяться лишь на щедрость более удачливого воина, который согласится подарить бедняге жалкую турецкую лошаденку, ибо у него не хватит денег ее купить… Он не мог заставить себя перейти через мост, за которым его ждала Анна. Пройдя немного вверх по течению, Рожер присел на берегу реки, снял шлем, набрал в него воды, напился и попытался смочить синяк на шее. Из этого ничего не вышло: он сумел стащить оберк с макушки, но не мог ни расстегнуть его, ни добраться до больного места. От ударов копыт прованских коней у него отнялась левая рука, опухло и онемело бедро. Только теперь он начал осознавать всю тяжесть своего положения. Если бы он был серьезно ранен, никто не смог бы упрекнуть его. К несчастью, это было не так: доспехи и существовали для того, чтобы защищать своего владельца.

Вскоре шум битвы затих. С трудом повернув голову, он увидел, что по мосту скачут небольшие группы рыцарей, с седел которых свисают шлемы и щиты. Очевидно, пилигримы одержали победу. Он решительно поднялся и на негнущихся ногах захромал им навстречу. Когда-нибудь ему все равно придется вернуться домой; если он проскользнет с ними, может сложиться впечатление, что он весь день сражался.

Но когда он приплелся домой, первые же слова Анны доказали, что она видела все его злоключения.

— Мой бедный Рожер, тебе больно? Дай я сниму с тебя доспехи и обмою раны. Боюсь, я требовала слишком многого, решив, что ты сможешь совершить подвиг на глазах у двух войск и отличиться перед герцогом… О боже, ты сделал из себя посмешище! Если не умеешь ездить верхом, лучше ходи пешком. Этот неверный не смог бы ускользнуть от тебя, если бы его конь не был обучен всяким хитростям. Нет, никакой сеньор после этого не даст нам замок. Когда твой герцог вернется домой, ты кончишь тем, что будешь служить у какого-нибудь богатого сеньора простым стражником, хотя служба пехотинцем и кажется тебе ниже твоего достоинства!

Стоя посреди хижины, она развязывала шнурок, скреплявший кольчугу между лопатками. Он кротко слушал ее, чувствуя свою вину: Анна достаточно разбиралась в военном деле, чтобы иметь право критиковать его. Но услышав ее последние слова, которые показались ему особенно обидными, Рожер не выдержал и пулей вылетел из комнаты. Он схватил за руку проходившего мимо слугу, перепугав его своим злобным видом и сверкающими глазами, и заставил снять с себя доспехи. Затем он швырнул кольчугу в дверь и ушел — немытый, в пропотевшей одежде, которую носил под доспехами, и со взъерошенными оберком волосами.

Только отец Ив мог его успокоить, но тот еще не вернулся из домовой церкви герцога, где чаще всего находился, и Рожер ушел. Гнев и нетерпение заставили его пуститься почти бегом, и вскоре он добрался до лагеря итальянских норманнов. Его кузен Роберт де Санта— Фоска стоял у дверей своей хижины с гребешком в одной руке и бронзовым зеркалом в другой, собираясь идти обедать. При появлении Рожера он вскрикнул и засуетился вокруг с необычной для воина нежностью.

— Ты ранен? Арабы из Салерно говорят, что лучше всего промыть рану чистой водой. Дать тебе другую одежду? Ах, ничего, кроме ударов через доспехи? Тогда возьми гребешок и причешись. Пойдем со мной обедать за стол графа Тарентского. Расскажи, что там с тобой приключилось.