Мичо Каламата - Под властью пугала

– И еще одно, господин министр. По случаю торжества, о котором вы знаете, прибудет много приглашенных из областей и из-за границы. Вам известно, что отелей у нас нет, поэтому я дал указание освободить помещение министерства юстиции. Я думаю, ничего не случится, если мы еще и ваше министерство освободим под гостиницу.

– Как вам будет угодно, ваше высокое величество.

– И еще надо закрыть месяца на два столичные школы и предоставить помещение жандармерии.

– Прошу прощения у вашего высокого величества, но как же будет с учебной программой?

– Какое это имеет значение, господин министр? Уроком больше – уроком меньше, все равно мальчишки от этого умнее не станут. Да они и сами ждут не дождутся каникул, ведь правда, Нуредин-бей?

– Безусловно, ваше высокое величество.

Министра просвещения сменил министр внутренних дел. Он принялся зачитывать сообщения с мест.

– "Вчера вечером в селе Большой Лям в Буррельской субпрефектуре силы жандармерии вступили в бой и после ожесточенной перестрелки уничтожили преступников Кроса Абедина из Люзи, Пренка Доду из Мирдиты и Рамиза Алюши из Арни. С пашен стороны потерь нет".

– Молодец, Муса-эфенди! – воскликнул король, довольный. – Пусть это напечатают в газетах, чтобы красные знали. Дальше!

– "Пойман убийца Рамазана Незима, которого два года назад нашли зарезанным в реке Эрзени. Его задержал собственноручно командующий округом, капитан Дэд Дён Марку".

– Повысить до майора. Еще что?

– "В префектуре Шкодры, согласно вашему циркуляру, было проведено совещание знатных людей Мирдитского края под председательством капедана [84]Дёна Марка Дёни и при участии остальных пяти байрактаров. Совещание постановило. Первое: впредь не допускать помолвки девушек, не достигших четырнадцатилетнего возраста. Второе: впредь запрещается давать выкуп за невесту больше тридцати наполеонов золотом".

– Ну молодец, Муса-эфенди! – снова похвалил его король.

– Вот это, я понимаю, прогресс! Это крупное достижение! Неплохо бы сообщить о циркуляре и остальным префектурам.

– Будет исполнено!

– Продолжайте!

– Прибыли шесть агрономов из Италии.

– Направьте их в Генеральное управление аграрной реформы.

– Да там их и без того девать некуда. Сидят, ничего не делают.

– Устройте туда и этих.

– Мы думали, ради экономии…

– Сэкономим на чем-нибудь другом.

– А не произвести ли кое-какие сокращения в армии, ваше высокое величество? – предложил Нуредин-бей. – Она съедает у нас больше половины бюджета.

– Да вы что?!

– Мне пришло в голову, не объявить ли нам себя нейтральным государством, вроде Швейцарии. Попросили бы соответствующих гарантий у великих держав…

– Да кто в наши дни обращает внимание на нейтралитет!

– Но что-то надо делать, средств не хватает, – вставил Муса-эфенди.

– Сократим расходы на просвещение, здравоохранение и прочее.

– Да ведь на просвещение и так отпускаются гроши. Если еще сократить, так и школы закрыть придется.

– Для блага государства и на это пойдем.

– Простите, что вмешиваюсь, ваше высокое величество, – начал Нуредин-бей, – но когда-то вы говорили, что согласны иметь одним жандармским батальоном меньше, только бы открыть школу…

– Да, говорил, а вот теперь закрою сотню школ, чтобы у меня стало батальоном больше. Ни одно правительство в мире не держится на школах. Армия – вот опора власти. У кого армия, тот правит, у кого ее нет, тот подчиняется, понятно?

– Как вам угодно.

Со своей неизменно мрачной миной на лице, кланяясь и прикладывая руку к сердцу, Муса Юка удалился. Вошел председатель парламента Пандели Евангели.

Его высокое величество привстал, желая, очевидно, выказать свое уважение к преклонному возрасту вошедшего. Председателю было уже под восемьдесят. Он еле держался на своих дряхлых ногах.

– Прошу, садитесь, ваше превосходительство.

Председатель парламента, кивнув Нуредин-бею, уселся, вытащил пачку бумаг и еле слышно заговорил:

– Я подготовил послание вашего высокого величества парламенту.

– Прошу, читайте.

– "Господа депутаты с пожеланием полного успеха в исполнении наших высоких обязанностей повелеваю открыть сессию…"

Его высокое величество слушал, важно откинувшись на спинку кресла.

– "…кордиальные и дружеские реляции с нашей великой союзницей, фашистской Италией…" – продолжал председатель.

Содержание посланий, с которыми король обращался к парламенту, повторялось из года в год, от сессии к сессии, словно ритуал или молитва, без которых "отцы нации" не могли приступить к работе. Все, кто слушали эти послания, давно уже выучили наизусть, и всегда-то зачитывал их в парламенте этот подглуповатый старик, наводивший тоску своим монотонным голосом с вскриками в самых неожиданных местах, очевидно, в угоду требованиям риторики. Нуредин-бея всегда поражало, почему для составления этих посланий подбирают настолько бездарных людей, что они выходят заведомо никуда не годные.

– "…с целью улучшения финансового положения разработаны на основе фискально-экономических критериев проект закона о монополии на табак проект закона о служебном и материальном положении чиновников в соответствии с нашими распоряжениями развитие экономики идет своим путем нашей промышленности делает честь цементный завод в Шкодре и мы желаем чтобы он стал национальной гордостью…"

– Надо побольше про обычаи, – недовольно заметил король, когда чтение закончилось.

– Будет сделано.

– Записывайте. Необходимо отметить, что наряду с крупными реформами, осуществляемыми законодательным путем, ряд обычаев, которые несовместимы с духом современности, изжиты или изживаются по инициативе административных органов, такие, как помолвка девочек еще с колыбели, продажа девушек по очень высокой цене и…

– Его превосходительство Франческо Якомони, посол Италии, – сообщил появившийся на пороге старший адъютант.

Король оборвал речь на полуслове. Его полный удивления взгляд случайно встретился с взглядом Нуредин-бея, и по лицу пробежала тень недовольства. Было ясно, что визит этот был полной неожиданностью для короля, но не принять посла он не мог.

– Пусть…

Однако посол Италии не стал дожидаться приглашения его высокого величества. Он уже вошел в кабинет, в черной рубашке, брюках галифе, в высоких сапогах и в шапочке с кисточкой. Заложив левую руку за ремень, он энергично вскинул правую в фашистском приветствии.

– Прошу вас, входите, ваше превосходительство, – вскочил навстречу король. – Вы свободны, господа.

Нуредин-бей покинул кабинет в большой тревоге. Никогда прежде не видел он "этого наглого горца" таким раболепным.