Александр Чаковский - Победа. Книга 1

– На всю жизнь? – спросил Лозовский.

Воронов посмотрел на него с недоумением.

Они с Марией решили пожениться сразу после войны.

«На время?..» Что за нелепая мысль!

Правда, мужем и женой они еще не стали. Кем же они были? Женихом и невестой? Но эти слова невольно казались старомодными и странно прозвучали бы в дни, когда на страну обрушилась такая страшная беда.

Теперь война кончилась. Мария должна была очень скоро вернуться из армии. Их дальнейшая уже совместная жизнь представлялась Воронову как нечто само собой разумеющееся.

– Когда женятся, – продолжал между тем Лозовский, – то непременно на всю жизнь. А жизнь вам предстоит длинная. Какую роль играют в ней две недели?

– Но я совсем не шучу, Соломон Абрамович! – обиженно сказал Воронов.

– Я – тоже, – заметил Лозовский, – поэтому перейдем к делу. Ваша задача состоит в том, чтобы поехать в Берлин и написать несколько корреспонденции.

– Но я уже написал несколько десятков корреспонденции! И о восстановлении Берлина, и о помощи наших войск немецкому населению! Снова писать об этом?

– Нет. На этот раз корреспонденции ваши должны быть посвящены сотрудничеству с союзниками. Послевоенному мирному сотрудничеству.

Лозовский взял со стола коричневую кожаную папку, раскрыл ее, заглянул в лежавший сверху лист, положил папку на место и снова перевел взгляд на Воронова.

– Мне не очень ясно задание, – хмуро сказал Воронов. Он уже понял, что дальнейшее сопротивление бессмысленно.

– Вы ведь побывали во многих европейских странах, – вновь заговорил Лозовский. – Писали о встрече союзных войск на Эльбе. У вас есть связи с журналистами союзников?

«Связи?..» – мысленно повторил Воронов.

Он вспомнил Торгау, город на Эльбе, где 25 апреля произошла историческая встреча советских войск с американскими.

Вихри и смерчи войны разом стихли, штурмовые батальоны Первого Украинского фронта, оставившие позади Вислу, Одер, Шпрее, готовые с ходу форсировать и Эльбу, получили приказ остановиться…

Удивленный этим неожиданным приказом, Воронов узнал в штабе фронта, что Эльба является тем самым рубежом, где, согласно достигнутой договоренности, должна произойти долгожданная встреча советских и американских войск.

Он вспомнил, как готовились к ней советские офицеры и солдаты, как мылись, чистились, пришивали свежие подворотнички к гимнастеркам и кителям, как нетерпеливые американцы первыми пересекли водный рубеж на ветхом суденышке, без мотора и без парусов, орудуя досками вместо весел, как они высадились на берег и устремились навстречу русским…

А потом… Потом объятия, поцелуи, обмен звездочками, значками, восторженные крики американцев в честь Сталина: «Дядя Джо! Дядя Джо!»

В те и в последующие дни на Эльбе, а затем в Берлине у Воронова были многочисленные встречи с американскими солдатами и офицерами и конечно же с журналистами.

– Связи? – переспросил Воронов. – Что вы имеете в виду? Я встречался с американцами в Торгау. Ну и в Берлине, после подписания капитуляции. Впрочем, обо всем этом я писал в своих корреспонденциях.

– Будет правильно, если вы теперь возобновите свои знакомства.

– Но для чего?

Лозовский молча провел рукой по своей бородке.

– Как вы полагаете, Михаил… – он вопросительно посмотрел на Воронова,

– Михаил Владимирович, верно?..

Так вот, как вы думаете, Михаил Владимирович, что сейчас является главным и определяющим в мире?

До войны Воронова звали «Михаил», «Миша», «Мишка». Во время войны – «товарищ старший политрук», потом «товарищ майор», иногда просто «Воронов». К обращению по имени-отчеству он не привык, и оно удивило его. Однако на вопрос Лозовского ответил, не раздумывая:

– Наша победа.

– Верно, – подтверждая свое одобрение кивком головы, сказал Лозовский.

– Теперь очень важно, чтобы она послужила на благо тех, ради кого сражались и умирали наши люди. А сражались и умирали они не только за нашу страну. От нашей победы зависело будущее всех народов мира. Народов Европы в первую очередь. Но и Америки тоже. Вы с этим согласны?

Сказанное Лозовским было столь элементарно, что спорить не приходилось.

– Но в Европе сейчас находимся не только мы, – продолжал Лозовский. – Вы, товарищ Воронов, – коммунист, – повторил он, – а следовательно, интернационалист. Так ведь? – В прошлом Лозовский был одним из руководителей Профинтерна, и Воронов подумал, что начальник Совинформбюро решил коснуться издавна близкой ему, любимой темы.

– Конечно, так, – ответил Воронов.

– В таком случае позвольте задать вам еще один вопрос: какая задача возникает перед нами в связи с окончанием войны?

– Восстановление!

– Естественно, – кивнул Лозовский. – А над другой, тоже очень важной, задачей вы не задумывались? Я опять-таки имею в виду будущее Европы и, если хотите, всего мира.

Воронов пожал плечами.

– Конечно, Соломон Абрамович, это важный вопрос, – сказал он. – Но мне кажется, что для рядового советского человека важнее всего мысль о своей стране. После таких тяжелых испытаний…

– Согласен, – прервал Воронова Лозовский. – Но, как коммунист-интернационалист, вы не имеете права забывать, что война принесла огромные страдания не только нам, но и народам Европы. Они с нетерпением ждут ответа на вопросы: какова будет их собственная судьба? Они должны быть уверены, что фашизм в Германии уничтожен окончательно. Вырван с корнем! Ответить же на этот вопрос нельзя до тех пор, пока великие державы не договорятся между собой, не решат те сложные внешнеполитические проблемы, которые поставило перед ними окончание войны. От этой договоренности зависит не только будущее Европы, но и безопасность нашей страны.

– Но будущее Европы предопределено ялтинскими решениями, – возразил Воронов. – Там же все было согласовано.

– Тогда еще шла война, – быстро ответил Лозовский. – В большой политике нередко случается, что грозная опасность заставляет государственных деятелей принимать взаимовыгодные решения. А когда опасность удается предотвратить, возникает желание сделать выгоду односторонней.

– Вы имеете в виду союзников?

– Не могу сказать, что они ведут себя безупречно. Будущее во многом зависит от наших совместных действий. – Лозовский немного помолчал. – Вам известно, что в Берлине начал работать Контрольный совет? – спросил он после паузы.

«Ах вот оно что! – мысленно воскликнул привыкший думать по-журналистски Воронов. – По крайней мере, теперь ясно, что от меня требуется. Так бы прямо и сказал!»

– Значит, я должен писать о работе Контрольного совета? – спросил он.

– На месте вам будет виднее. Кто возьмется предсказать, какие события могут произойти в Берлине, – неопределенно ответил Лозовский. – Но задача ваша одна: показать трудящимся зарубежных стран, что наша страна выполняла и будет выполнять те решения, которые были согласованы между союзниками.