Константин Гурьев - Спасти или уничтожить

Посмотрел на Миронова, продолжил:

— Ты не думай, что я тебе льщу, ты не девка крепкогрудая. Немец далеко на восток ушел, Красная армия обратно не скоро придет, так что у нас с тобой дел впереди много, и должны мы собирать тех, в кого верим, кто не подведет.

Оглянулся по сторонам, осмотрел берег реки:

— У вас тут, говорят, рыбалка знатная? Ну давай, показывай!

Когда вышли за пределы лагеря партизанского отряда, Козлов стал закуривать и вертелся при этом, прикрываясь от ветра так, что Миронов невольно улыбнулся.

Козлов, увидев его улыбку, нахмурился:

— Привычка, Петя.

Помолчал, еще раз оглянулся, потом пояснил:

— На тебя бы посмотреть, как ты будешь от слежки уходить, — потом добавил: — Хотя, конечно, лучше бы без этого.

Прошли еще несколько метров, и Козлов сказал:

— Теперь ты оглянись, посмотри внимательно — нет ли кого?

И только получив ответ, что никого нет, заговорил:

— Дело тут серьезное, а мы тебя не знаем, товарищ Миронов. С одной стороны, это плохо — никто не даст подробную характеристику, с другой — хорошо, потому что о тебе никакой предатель почти ничего немцам рассказать не сможет.

Миронову показалось, что это «почти» было какое-то нарочитое, с намеком. Козлов после паузы глянул на Миронова и, кажется, был рад, что тот шагает молча.

— Получается так, что ты в настоящее время — одна из лучших кандидатур для очень серьезного дела, Петр Кириллович. Придется тебе немного передислоцироваться в целях улучшения материальной базы.

Миронов невольно поморщился, естественно, предварительно отвернувшись в сторону: что за страсть у партработников к мудреным речам! Говорил бы проще.

А Козлов, будто подслушав, сказал:

— В общем, давай, я тебе проще расскажу: решено твой отряд сделать базовым отрядом для операций особого назначения. Что за «особое назначение», сказать не могу — дело секретное, узнаешь в свое время. В настоящий момент, что это будет для тебя означать? Придется провести некоторые, так сказать, преобразования, что ли… В общем, отряд твой мы усилим, но не за счет каких-то новых бойцов, а просто освободив тебя от женщин и детей, от пожилых людей. Мы их переведем в другое место, в другие отряды, чтобы твой отряд стал мобильнее, понимаешь?

Но Миронов не понимал:

— Это как же — «переведете»? Это же семьи, это же родные люди! Как же они согласятся на такое? Я их уговаривать не буду!

Козлов резко остановился и развернулся так, что перегородил дорогу Миронову, и лицо его приняло неприятное выражение. И голос стал каким-то неприятным, требовательным, укоряющим:

— Ты, Миронов, эти школьные штуки брось! «Семья», «родные люди» — это там было, — Козлов махнул рукой за спину, в далекое уже довоенное прошлое.

Потом махнул рукой обратно и вниз, будто упираясь в землю:

— Перед тобой будет такое задание, что ты, возможно, через день да каждый день в боях будешь, а ты детей и стариков с собой брать хочешь!

Он снова достал папиросу, но сейчас уже прикурил спокойно, не оглядываясь по сторонам, и двинул дальше, не обращая внимания, идет ли Миронов за ним следом.

Потом, едва повернув голову, продолжил уже спокойным тоном:

— Война, Петр Кириллыч, дело, конечно, непривычное не только для тебя, но и для тех, кто постарше. Война-то сейчас новая, другая. Не всякий командир свой маневр понимает, не все могут брать на себя ответственность. Ты хоть и партизан, а не сам по себе, не артель собрал. Тут ведь есть люди, которые поначалу обстановку-то и не поняли. Некоторые просто под немцем оставаться не хотели, боялись. А теперь у них, понимаешь, психика меняется. По лесам-то ведь не пару-тройку дней хорониться придется. Всем уже ясно, что борьба предстоит долгая. И важно тебе понять, Петро, что в этой борьбе героизм-то понадобится особый, я бы сказал, повседневный героизм, героизм ожидания. Сидеть и знать, что в любой момент враг может нагрянуть, это, я тебе доложу, выматывает и бывалых мужиков, а уж детей и стариков тем более. Так что война, товарищ Миронов, — наша с тобой война — дело серьезное, тут самодеятельность не нужна. Много бед она принесла и еще много принесет, если не оберечься. Ты над этим подумай! Серьезно подумай! Как коммунист!

— Так, я ведь не коммунист, товарищ Козлов, — почти растерянно признался Миронов.

Козлов остановился и резко развернулся всем корпусом в сторону Миронова, и на лице у него отражались и недоумение, и досада.

— Вот так вот! — воскликнул он. — Вот тебе и недостатки того, что не готовили тебя заранее на такое дело! Ну хоть комсомолец?

И, не дожидаясь кивка, сказал как о решенном:

— Придем в лагерь, и, пока я с людьми буду говорить, объяснять ситуацию, пиши заявление о приеме в партию, рассмотрим.

Повернулся и пошел дальше.

Потом, повернув голову, сказал:

— Да ты не волнуйся! Ты делом доказал свою партийность, так что возражений не будет, я полагаю. И давай не отставай, шагай шире, иди рядом!

Поздно вечером, перед уходом, забирая заявление Миронова, отвел его в сторону:

— А задание будет тебе такое, что дня через два-три придет к тебе скоро товарищ один, скажет, что от Баранова Ивана Васильевича привет принес…

Услышав, как Козлов «переиначил» свое имя, Миронов не смог сдержать смех. Да тот и сам улыбался, а потом пояснил:

— Я, брат, коммунист без подпольного стажа, конспирации сейчас приходится учиться на ходу. Баранов — фамилия простая, и не всякий поймет, что я ему «родственник по животной части»!

И Козлов снова засмеялся.

— Так вот, ты этого товарища и тех, кого он приведет, должен будешь сопровождать по маршруту, который только он знает и тебе назовет.

Потом помолчал:

— И ты должен их безопасность обеспечивать всеми силами и способами, Петр.

Снова помолчал:

— Дело, надо полагать, опасное, поэтому не исключено, что… не вернутся они… Сам понимаешь — война. И это ты тоже должен иметь в виду. И то имей в виду, что, возможно, кто-то по их следам отправится в твою сторону, понимаешь? Я про то, что следом за ними могут пойти немцы. Они сейчас создают спецгруппы для борьбы с партизанами. Называются «каратели». Зверье туда понабрали всякое: тех, кто в плен сдался, кулаков, уголовников, ну и тому подобную злобную шваль! Но местность они хорошо знают, и в крайнем случае для скорости могут и на грузовиках перемещаться. Это ты тоже имей в виду и людям разъясняй. Мы, конечно, можем и приказать, но, сам понимаешь…

Козлов как-то неопределенно повел рукой в воздухе.

— В такое время с близкими разлучаться тяжелее: никто не знает, что будет через день, через два, а то и через пару часов. Так что всех, кто не может принимать активного участия в боевых действиях, надо переводить в безопасное место.