Константин Гурьев - Спасти или уничтожить

Гейдрих принял правила игры.

— Боюсь, что я вынужден был бы вас дезавуировать, Йозеф, ибо моему аппарату не в силах подготовить некоторые решения. Например, мы не смогли бы найти самые короткие подходы для оповещения англичан. Без этого же, согласитесь, дело может затянуться.

Геббельс кивнул, поднялся и пересел за стол.

— Давайте наметим наши первые шаги. И совместные, и раздельные. — Он положил перед собой лист бумаги и взял авторучку. — Итак!

Завершив первоначальное распределение ролей, оговорились, что Геббельс при первом же удобном случае сообщит об этом фюреру, но когда придет время докладывать на представительном совещании, то делать это будет Гейдрих.

Это было разумно хотя бы потому, что на первом этапе почти вся работа приходилась на его ведомство. Одним из тех, на кого выпала основная тяжесть, был лейтенант Людвиг Зайенгер, которого в свое время наилучшим образом рекомендовал лично знакомый с ним по совместной борьбе с красными в Австрии заместитель Гейдриха Кальтенбруннер.

Даже несмотря на блестящие характеристики, Геббельс был весьма удивлен, когда уже через две недели ему позвонил Гейдрих:

— Партайгеноссе Геббельс! Я предлагаю встретиться по вопросу, который мы уже обсуждали. У меня есть хорошие предложения. Если хотите, я мог бы их вам отправить, чтобы вы их просмотрели до нашей встречи.

«Хорошие предложения» Геббельс не просмотрел, а скрупулезно изучил, прочитав несколько раз, делая пометки на листках. Закончив чтение, он попросил принести ему подробную справку об этом лейтенанте Зайенгере, удивляясь, что в столь юную голову пришли столь зрелые предложения.

Для себя Геббельс сформулировал их кратко следующим образом:

1. Одна из главных задач, стоящих сегодня перед победоносной Германией, — подготовка к послевоенному устройству таким образом, чтобы были максимально удовлетворены нужды рейха.

Геббельс слегка напрягся, прочитав это, и ощутил ревность: мальчик повторял его, Геббельса, мысли, притязая на лавры мудреца. Потом успокоил себя: прекрасно, что за нами идет молодежь, для которой истины национал-социализма непреложны и всегда будут звать их в великое будущее!

2. Одним из потенциальных союзников хотя бы в процессе выстраивания самых первых договоренностей могла бы стать Англия.

И снова Геббельс вынужден был оценить ум мальчика. Особенно впечатлила логика его рассуждений: Англия никогда не отличалась добрыми отношениями к русским, и нынешние заявления Черчилля свидетельствуют о двух вещах: во-первых, ему нужны любые союзники, чтобы переложить на них тяготы ведения войны, а во-вторых, Черчилль вполне способен впоследствии возложить на такого союзника и ответственность в случае победы великой Германии.

3. В настоящее время, продолжал Зайенгер, Лондон приютил польское «правительство в изгнании», намереваясь, конечно, использовать его в пропагандистских целях. Именно поэтому было бы целесообразно намекнуть Черчиллю на возможность каких-либо контактов, обозначая их поначалу как заботу о польских землях, судьбу которых якобы все равно придется каким-то образом решать после войны.

Геббельсу все больше и больше нравился этот головастый чертенок! Он зрил в суть вопроса и, понимая ее, делал далеко идущие выводы.

4. По сведениям, полученным от советских военнопленных, в течение двадцатых чисел июня, накануне и в первые дни после начала наступления вермахта, чекисты собирали и вывозили некие «секретные материалы». Не исключено, предполагал Зайенгер, что среди них могут находиться и материалы, так или иначе связанные с кампанией 1939 года, изъятые в польских архивах. Было бы целесообразно, писал лейтенант, провести поиск этих материалов.

Ссылаясь вновь на некие сведения, полученные от военнопленных и партизан, он утверждал, будто русские направили на интересующие Зайенгера территории несколько спецгрупп, которые, видимо, не завершили поиск. Во всяком случае, не получили всего, что хотели найти.

Отодвинув всякую ревность, как и положено истинному национал-социалисту, выше всего ценящему искренность между товарищами по партии, Геббельс при встрече с Гейдрихом высказывал комплименты и докладу, и его автору. Услышав же о том, что мальчик известен фюреру еще по Австрии и свершениям в ней, о том, что он заслуженно носит шеврон старого бойца, Геббельс признал, что лучшей кандидатуры для руководства всей операцией найти невозможно!

Хотя формально розыск исчезнувших в Белоруссии грузов был возложен на НКГБ, то есть на Меркулова, Берия тоже занимался этим, и, пожалуй, активнее, чем Меркулов. Это не было связано с тем, что более высокое положение Берии позволяло ему «держать на контроле» любую проблему.

Меркулов, хоть и был одним из наиболее приближенных сотрудников Берии, знал далеко не все, касающееся этой истории, начавшейся еще зимой тысяча девятьсот сорокового года.

В тот день Берии позвонил народный комиссар по иностранным делам Вячеслав Михайлович Молотов, человек, пользующийся в партии особым авторитетом. Товарищ Молотов был, пожалуй, единственным, кто мог прилюдно обращаться на «ты» к товарищу Сталину, и многие считали, что в этом залог его авторитета.

И лишь немногие знали, почему к мнению товарища Молотова так прислушиваются, особенно старые партийцы, люди с подпольным стажем, те, кто шел на борьбу, когда победа была еще очень далеко.

Основой особого уважения, с которым относились к Молотову в партии, было то, что у истоков главной газеты большевиков, газеты «Правда», стояли два человека: Ленин и Молотов!

И это поднимало Вячеслава Михайловича на особую высоту, которая в некотором смысле могла бы соперничать с высотой, на которой находился товарищ Сталин, если бы не одно важное обстоятельство: товарищ Молотов всегда подчеркивал, что на любом посту он делает одно и то же — выполняет волю партии. И не больше того!

Именно поэтому и Сталин, если возникала такая необходимость, поручал часть своих дел Молотову чаще, чем другим соратникам.

Так и в мае тридцать девятого года, решив, что работа наркомата иностранных дел не отвечает планам ВКП(б), именно Молотова он направил на смену прежнему наркому, старому большевику Максиму Максимовичу Литвинову, который все еще старался опираться на Британию, создавая общеевропейскую систему безопасности. Опирался, хотя было очевидно, что ведущие мировые державы — Англия и Франция — не желают и пальцем шевельнуть, чтобы остановить Гитлера!

Весной тридцать восьмого года они будто воды в рот набрали, когда Гитлер захватил Австрию, и Европа промолчала, удовлетворившись его заявлением о том, что «произошло воссоединение прежде расколотого германского народа!»