Константин Гурьев - Спасти или уничтожить

Осенью того же тридцать восьмого Англия и Франция, «объективно оценив слова господина Гитлера, восстанавливая историческую справедливость, прежде нарушенную», отдали ему Судетскую область — часть суверенной Чехословакии, заставив проживавших там чехов в кратчайшие сроки — два, три дня — покинуть свои дома, бросив там все, что нельзя было погрузить на телеги и увезти.

Весной тридцать девятого все те же Англия и Франция сонно прикрыли глаза, когда президент Чехословакии Эмиль Гаха был вызван (!!!) в Берлин, где от него потребовали просить великую Германию взять Чехию под свое покровительство.

Только Чехию!

И Гаха вынужден был согласиться…

А что прикажете делать, если просит сам господин Гитлер, которому боятся отказать и президент Франции, и премьер-министр Великобритании!

К кому взывать о справедливости!

Чехия исчезла с карт Европы, замененная германским протекторатом Богемии и Моравии, Словакия стала самостоятельным государством, а господин Гитлер, вдохновляемый непрерывными успехами, пер вперед, подобно локомотиву заводов Августа Борзига. Локомотив Борзига, к слову сказать, в 1935 году пролетел по путям со скоростью 200,4 км в час, установив мировой рекорд!

И господин Гитлер, как все видели, тоже стремился к мировым вершинам!

Парадоксальная вещь: империализм — время жесткого экономического противостояния, время, когда конкурентов выдавливают отовсюду, откуда только возможно, а деловые люди Англии, Франции да и Америки, кстати говоря, почему-то спокойно относились к экономическому росту гитлеровской Германии!

Вернемся, однако, к НКВД, Литвинову и ВКП(б).

Главная задача политического руководства заключалась в том, чтобы оттягивать катастрофу войны, и почти двадцать лет это удавалось, но во второй половине тридцатых стало ясно, что в одиночку Советский Союз войну не остановит, учитывая события, которые только что были упомянуты. Однако товарищ Литвинов настойчиво стремился к достижению договоренностей с Англией, доказывая, что только в таком союзе возможны внешнеполитические успехи СССР.

Любые аргументы, которые ему приводили, Максима Максимовича Литвинова не убеждали, и он продолжал все так же упорно следовать своей (!) линии.

Такое положение не могло сохраняться долго, поэтому и было принято решение о его отставке и утверждении в этой должности Молотова.

Вступление Молотова в должность наркома произошло в непростое время. Непростое даже в сравнении с тем, что было два-три года тому назад.

Несмотря на громогласные заявления о мире на века, слышавшиеся из Лондона, Парижа и других столиц, все понимали, что война неизбежна, тайком возносили благодарности Гитлеру, который взял на себя тяжесть первых шагов на пути к уничтожению советского коммунизма, вслух поругивали его и ждали, когда же все начнется.

Гитлер же проявлял себя неплохим стратегом и ждал. В глубине души он мстил тем, кто после мировой войны унизил его родину, обобрав ее до нитки и бросив ее без гроша в кармане. Однако немцы сумели пережить все трудности, воспряли духом и сейчас готовы не только вернуть отнятое, но и взять все то, что им нужно для свободного развития. Было понятно, что цель движения Гитлера — земли, принадлежащие сейчас русским, и этого все ждали. Но начать движение в ту сторону было бы чересчур просто, и вождь Третьего рейха ждал, что Франция, прильнувшая к границам Германии на западе, а еще лучше Англия со своими имперскими привычками дадут гарантии, что немцам не нанесут удар в спину.

Однако приученный быстро получать все то, что ему нужно, он уже начинал терять терпение в своем ожидании. Он начал действовать, и логика его поступков была проста: между Германией и Россией лежала Польша, кстати, тоже появившаяся на свет в 1918-м на немецких землях, следовательно, от нее эти земли надо потребовать точно так же, как требовали уже от Австрии и Чехии!

Гитлер потребовал, но впервые наткнулся на отказ. Отказы поначалу были и прежде, но тогда вместе с робкими отказами будущих жертв он слышал мирное сопение британского льва, желавшего только одного — умиротворенности, и не важно за чей счет!

Сейчас же и Англия, и Франция сопели недружелюбно, и это было непривычно. Гитлер не понимал, что обе «великие», вообще-то говоря, помогают ему. Если сейчас втянуть русских в войну на стороне Польши, то осуществятся многолетние чаяния, и столкновение нацистов и коммунистов станет реальностью.

И пусть воюют не на жизнь, а на смерть. Изможденного «победителя» уже нетрудно будет поставить в нужное положение.

В этой вязкой повседневности, когда англичане и французы всеми способами добивались от СССР прямо заявить о поддержке Польши, и проходило, по существу, крещение Молотова в новой должности. Длительные переговоры шли ни шатко ни валко, и план англичан и французов почти удался, но, как это уже часто бывало, вмешался Сталин.

Сталин задал себе простой вопрос: зачем переливать из пустого в порожнее с англичанами и французами, пугающими нападением Гитлера, если можно обо всем поговорить с самим Гитлером без посредников, и 23 августа 1939 года был подписан договор о ненападении между Германией и СССР.

Без всякого учета мнений Англии и Франции.

Нападение Гитлера на Польшу так или иначе было неизбежно. Русские же, после того как были обсуждены и приняты условия ненападения, спокойно заняли западные белорусские и украинские земли, отнятые поляками Пилсудского в 1921 году.

С этого, собственно, все и началось.

Советский Союз войну Польше не объявлял, и Рабоче-крестьянская красная армия по приказу правительства выступила на защиту простого населения областей проживания белорусов и украинцев, а не для ведения боевых действий.

Другое дело, что польские военнослужащие, полицейские и иные лица оказали вооруженное сопротивление, которое конечно же было подавлено. И свободу этих самых «лиц» пришлось ограничить, потому что оставлять их — вооруженных и обученных — на свободе означало подвергать постоянной и серьезной опасности не только армию, но и простое, мирное население, для защиты которого РККА сюда и пришла.

Все поляки, оказывавшие сопротивление, а также те, кто в свое время вел активную подрывную работу против СССР, были размещены в лагерях, где был обеспечен минимальный порядок во всех областях от питания до здравоохранения. Но, конечно, с ограниченной свободой передвижений.

Лагерь как-никак.

Вот по этому вопросу и состоялся разговор Молотова с Берией в середине января 1940 года, когда наркоминдел спросил о состоянии, в котором находятся пленные поляки, оказавшиеся в лагерях.

Берия, понимая, что ему задает вопросы человек номер два в Советском Союзе, отвечал подробно, но деталями беседу не перегружал. Да, товарищ Молотов, поляки находятся в лагерях, мы проводим тщательную проверку. Если люди ни в чем предосудительном не замечены, никаких обвинений не предъявляем, отпускаем на свободу. Конечно, обратно, под гитлеровцев, вряд ли кто едет, но мы и этому не препятствовали бы, потому что это их личное дело. Основная масса как-то устраивается тут. Особенно те, кто жил на территориях, ныне вошедших в состав СССР.