Дмитрий Власов - Там, за передним краем

Вот и все. Прощай, Вишневка! Когда-то мы с тобой еще встретимся?.. До свиданья, школа! Жди, обязательно жди меня, Ирина!..

— Ты чего это сам с собой разговариваешь? — толкнул Лаврова старший сержант Николаев. — Идет, что-то шепчет. Или с умным человеком и поговорить приятно? Признайся, о ней думал?

— О ней.

— Вот и я тоже. Иду, а перед глазами все время Алла. Ее улыбка, лучик солнца в волосах…

Повозка снова остановилась. Лида Ясюкевич склонилась над Девяткиным, прислушалась. Потом торопливо отбросила прикрывавшую его шинель, приложила ухо к груди. Через несколько секунд подняла голову, прикрыла у Гриши веки и горько заплакала.

— Он умер, — чуть слышно проговорила она. — Так и не пришел в сознание. Я думала, что ему лучше стало и он дремлет…

Место для захоронения выбрали на высотке, что была рядом с дорогой. Николаев, Лавров и Никитин быстро вырыли могилу. Тело Девяткина сняли с повозки, переложили на плащ-палатку, осторожно подняли, понесли. Девушки успели набросать в яму сосновые и еловые ветки.

— Прощай, Гриша! Прощай, дорогой наш солдат! — сказал капитан Кучеренко. — За смерть твою мы сполна отомстим.

Тело медленно опустили. Зашуршала земля. Трижды прозвучал прощальный салют. «Эх, земляк, земляк! — думал Вадим. — А я-то надеялся, что именно ты принесешь мне письмо от Иры». Над холмиком поставили конический столбик с дощечкой, на которой химическим карандашом написали: «Рядовой Девяткин Григорий Анисимович. 17.03.1926—10.10.1944 г. Пал смертью храбрых в бою за свободу и независимость нашей Родины».

…Поскрипывают колеса повозки. Все молчат. Идут, прислушиваются к гулу теперь уже недалекой канонады. С тревогой думают: почему она не катится на запад, а топчется на одном месте? Неужели наступление захлебнулось?

Лес стал мельче и гуще. Сосны отступили. В основном пошли ольха, кусты орешника. Но вот кончились и они. Повозка выкатилась на утрамбованную дорогу, что шла по опушке леса. Впереди расстилался кочковатый луг. Трава на нем побурела, кое-где виднелись пятна невзрачных желтых цветов. Кочки выделялись пышной зеленью и издали были похожи на каски залегших солдат.

Солнце ушло за горизонт, туда, где синел другой лес. Оттуда и доносилась канонада. В ее общем гуле теперь явственно различались и отдельные, более сильные взрывы. Проскрипел «ишак». Спустя минут десять — еще раз.

По низинам луга уже начали стелиться рваные простыни белесого тумана. Капитан Кучеренко приказал боковым охранениям приблизиться на зрительную связь и всем ускорить движение. Надо засветло добраться до того леса. Там привал, там наши. Вадим огляделся. Впереди вместе с Никитиным и Ушаковым шли Наташа Самсонова и Таня Климанова. Справа, по краю скошенного поля, — Надя Чуринова и Рита Кулдзиня, слева — Аня Шилина и Света Удальцова, обе пары в сопровождении разведчиков. Сзади — раскрасневшаяся Дина Абрамова, внешне отреченная от всего Лида Ясюкевич и уставшая до предела Марина Степаненко. Устали, конечно, все. Шутка ли, девятнадцатилетней девчонке в тяжелых кирзовых сапогах, с полной выкладкой, а она не менее тридцати килограммов, полдня идти по вязкому песчаному грунту. Да не просто идти, а быть в ежесекундной готовности вступить в бой, то есть в постоянном физическом и нервном напряжении. Далеко не каждый мужчина выдержит это. А они идут. Хоть и чертовски тяжело, но форс перед ребятами держат, даже улыбаются.

Первым вместе с головным дозором в лес вошел капитан Кучеренко. Дело в том, что дорога, по которой катилась повозка, пошла дальше вдоль опушки. И, наверное, никто, кроме него, не мог знать, что группе следует держаться тропинки, которая резко свернула с дороги и скрылась в невысоком ельнике. Именно туда и направился капитан. Пегас, тянувший повозку, чутьем своим лошадиным понял, что надо идти за этим хмурым, сутуловатым человеком, и без понуканий повернул. Пришлось поднапрячься. Тоненькие деревца сгибались под повозкой до земли и затем, пружинисто разгибаясь, с вжиканьем секли воздух.

Неожиданно прямо за ельником показались шалаши. Под одним из навесов курился дымок. Оттуда шел приятный запах каши со свиной тушенкой. Майору Стороженко, очевидно, уже доложили, что приближается группа с Боевым Знаменем полка. Он стоял неподалеку от тропинки и ждал. Увидев его, капитан Кучеренко шагнул навстречу, приложил руку к пилотке.

— Наконец-то! — проговорил майор. — Больше не встречались с бродячими группами? Ну и хорошо. Пленных, всех девять человек, доставили на пункт сбора. Разведчик и писарь скоро будут здесь. А как Девяткин?

— Девяткин умер, — ответил капитан.

Начальник штаба печально покачал головой:

— Очень жаль. Славный паренек был. Надеюсь, похоронили честь по чести? — Выслушал доклад Кучеренко. — Ясно. Где разведчики? — Увидел Николаева. — Ты сейчас — ко мне. Знамя — в комендантский взвод под охрану. Остальные, — повернулся к Лаврову, — могут располагаться на отдых. Но недалеко, в радиусе 200–300 метров. Костров не разжигать. Соблюдать полную светомаскировку. На кухне кое-что осталось, можете подкрепиться. Все, пошли, Николаев, серьезное дело предстоит.

— Пошли и мы, Наташа, — обратился Лавров к Самсоновой, — подберем место для ночлега.

Походили, посмотрели и решили, что лучшего места, чем густой ельник, не найти. Там тихо, много опавшей хвои. Показали девчатам. Те согласились и начали готовить общую постель. Ломали лапник, укладывали его пушистой периной. Сверху постелили плащ-палатки.

— Вот и все, — удовлетворенно произнесла Дина. — Вещмешки под головы, укроемся шинелями.

— Мой отец, — поправляя сбившийся лапник, проговорила Надя Чуринова, — любит повторять: «Солдат небом укроется и стоя выспится, штыком побреется, росой умоется, ветром причешется, походя кашу сварит, в бою погреется, на одной ноге отдохнет — и снова вперед». А батя — участник гражданской войны, так что толк во всем этом знает.

Иначе была настроена Удальцова. Она стала коленями на постель, пощупала руками, насколько толсто постелили, и, хмыкнув, сказала:

— Да, тут ночь поспишь — сто лет рожать не будешь. Или произведешь на свет чудо с вечным насморком. — И, присев на край постели, мечтательно добавила: — Как было хорошо в нашей земляночке! Сейчас она мне кажется милее и уютнее дома родного.

— В земляночку свою мы уже не возвратимся, — с сожалением произнесла Таня Климанова. — Там уже пункт сбора военнопленных.

Сержант Лавров, рубивший до этого топориком лапник, а теперь корчевавший небольшой куст боярышника, вытер вспотевший лоб, распорядился:

— Девушки, позаботьтесь об оружии. Ответственная — ефрейтор Самсонова. А мы вместе со Степаненко сходим на кухню, разведаем.