Тихомир Ачимович - Космаец

— Вое, что услышишь от Дачича, мотай на ус и делай наоборот, — посоветовал Космаец. — Ах, да, я и забыл, что у тебя нет усов!.. — тут же спохватился он.

— Зато у нашего нового комиссара усов хватит на целый батальон, — тоже с улыбкой ответила Катица.

— Да разве комиссар может быть без усов?

— Ты хочешь сказать, что я не могу быть комиссаром?

— Ты почти точно поняла меня.

— И откуда у тебя такие выводы?

— Вот услышала от Дачича какую-то сплетню и готова ей поверить… Вспомни, как нас встретил его отец, и сама…

— А ты привык всех людей мерить одним аршином.

— Война меня многому научила.

— Могут ведь быть исключения.

— Жаль мне, что ты так много видела в жизни и осталась такой наивной. В тебе сейчас соединяется женская мягкость и комиссарский гуманизм, и если ты не изменишься, это будет очень тебе мешать. Я прошу тебя, останься женщиной и сделайся комиссаром, настоящим комиссаром. Вспомни, в прошлом году, когда мы были в Бании, к нам в роту пришел комиссар. Помнишь? Я всегда вспоминаю его слова: «Комиссара бойцы должны любить в два раза больше, чем мать, и бояться в два раза больше, чем отца», а я еще добавлю: «Комиссару должны верить больше, чем самим себе».

— Раде, — Катица заглянула ему в глаза, — знаешь, я тебя не узнаю.

— Напрасно.

— Скажи правду, какая муха тебя сегодня укусила?

— Ее зовут Катица, мотылек, комиссар второй роты пролетеров, мой правый глаз и левая рука. — Космаец засмеялся и, заметив, как сошлись у переносицы густые брови девушки, весело шепнул ей: — Наша жизнь только еще начинается, а ты уже хмуришься. Что же с тобой будет под старость?

— Ничего умнее ты не мог выдумать?

— Мне некогда думать, воевать надо.

— Удивляюсь, как это я тебя полюбила.

— Меня тоже удивляет, только я помалкиваю.

— Боишься сказать?

— Ты очень обидчивая.

— Я и не знала.

— Да.

— А ты?

Космаец пожал плечами.

— Эх, Раде, Раде, — вздохнула Катица, — ты вроде раны, от которой человек не умирает, но и жить она тоже не дает.

Они замолчали. Раде еще раз бросил взгляд на затуманившийся Космай. Катица отошла на несколько шагов, поднялась на крылечко и остановилась у дверей, где расположилась канцелярия, потом вернулась назад и шепнула на ухо потпоручнику, чтобы не слышали бойцы:

— После ужина соберем партийное собрание, комиссар батальона обещал прийти познакомиться с коммунистами.

— Хорошо, что ты мне сказала, я иду проверять сторожевое охранение и предупрежу Симича.

Космаец не успел сесть на коня, как со стороны Космая затрещали винтовки, застрочил пулемет, а через минуту ему ответили с другой стороны. Шла перестрелка, это мог понять даже малоопытный боец. Партизаны без команды схватились за оружие и побежали за командиром роты туда, где сторожевое охранение вело бой. Разорвалось несколько гранат. Послышались крики. Космаец хлестнул коня и, перескочив через плетень, вылетел в открытое поле. Лошадь проваливалась в густую грязь пашни, пошла медленнее. Несколько бойцов обогнали командира. Первым бежал с пулеметом Звонара, в нескольких шагах за ним Остойич. Один из бойцов тащил на спине сумку санитарки. Десанка бежала без туфель, в коротких мужских шерстяных чулках, подвязанных завязками.

На пашне бойцы вытянулись в стрелковую цепь, выбрались на утоптанную ногами стерню и сквозь низкие кусты выбежали на косу, где стояло сторожевое охранение. Неприятеля уже не было, только на поляне чернело несколько трупов. В глубокой промоине на круглом валуне сидел Симич, а перед ним стоял связанный четник. Спутанная рыжая борода падала на грудь, длинные пшеничные волосы спускались по плечам. Воспаленные заспанные глаза злобно смотрели на партизан. На четнике были новые немецкие башмаки и суконный гунь, обшитый шнурками. На цепочке для часов поблескивал медальон с черепом и скрещенными костями.

— Эх, черт побери, многие ушли, — встал Симич навстречу Космайцу. — Шли прямо нам в объятия, но на левом фланге кто-то выстрелил — нервы не выдержали… Мне кажется, что их привел тот мужик, что от нас утром сбежал. А вот этого мы поймали уже в овраге, да он ничего не хочет сказать.

— Какие еще тебе нужны признания. Ты небось послал уже тысячу пуль, пошли еще одну.

— Ну нет, это будет слишком легкая смерть.

— Оставь, Иовица, любая смерть тяжела, — Космаец соскочил с лошади и подошел поближе к пленному. — Молчишь? Разве тебе нечего сказать? — со злостью глядя на него, спросил потпоручник.

— Что бы я ни сказал, все равно не поверите, — ответил тот и наклонил голову.

— Почему? Я тебе поверю.

— Пощады просить не собираюсь. Я знаю, что меня ожидает. Только поскорей. Не люблю волынку тянуть.

— А ты мне нравишься, — Космаец усмехнулся. — Такие бродяги нечасто встречаются. Да ты откуда сам-то такой храбрец?

Четник горько усмехнулся.

— Чтобы вы мой дом сожгли? Жену и детей убили?.. Иди, жгите, убивайте, мстите, — с надрывом закричал он, — ну, ничего, я вам тоже неплохо отомстил.

— Нет, ты молодец, я люблю людей, которые не хнычут перед смертью, ты настоящий солдат. Скажи только кто у вас был командиром?

— Кто был, того нет.

— Погиб?

— Погиб.

— Ты, случаем, не из комбинированного отряда Петровича?

— Теперь такого отряда нет.

— Раньше был?

— Пока король не предал нас.

— А почему ты тоже не убежал?

— Некуда.

— С немцами.

— Я их ненавижу.

— Почему же ты воевал вместе с ними?

— Я присягал королю, я за него воевал.

— Король вас предал.

— Мы в этом не виноваты. Мы клялись и выполнили свою клятву.

— А сейчас кто вами командует?

— Это военная тайна. Я ее не выдам.

— Имеешь полное право выдать, ведь и тебя предали.

Четник подумал и вздохнул.

— Будь у нас хороший командир, не стоял бы я тут связанный… Усташа, который служил два года Павеличу, полгода вам, вывертывается наизнанку, как поношенный гунь…

— Это ваш командир?

— Он.

— Мрконич?

Четник отвел глаза в сторону.

— Кто вас сюда привел? — спросил Симич.

— Кончайте быстрее свое дело, а то ваши веревки здорово тянут, — вяло проговорил четник.

— Эх ты, старуха беззубая, погоди, тебя еще не так скрутит, — ответил ему Космаец. — Ты думаешь мы тебя так легко избавим от мучений? Мы тебя перед народом поставим, пусть тебя люди судят.

— Если бы ты мне в руки попался, я бы не искал на тебя суда. Сразу бы снес твою большевистскую тыкву.

— Мы тебе тоже снимем, — пообещал Космаец и приказал Симичу послать пленного в штаб батальона, а сам вскочил в седло и выехал на поляну, где лежали погибшие четники. Легкий ветерок шевелил им бороды. Некоторые были тяжело ранены и корчились от боли. Партизаны снимали с них оружие, не обращая никакого внимания на их стоны.