Николай Камбулов - Тринадцать осколков

— Это еще что такое! Почему не спите?

Егор молча занимает свое место. Он долго не засыпает. Не сплю и я. А ветер гудит и гудит…

Идем вдоль берега. Сегодня на море тихо. Даже не верится, что где-то там, на противоположном берегу Азовского моря, находится враг, а правее, к Ростову, идут бои. Огибаем выступ, и сразу открывается Керченский полуостров. Даль сглаживает обрывистые берега: они кажутся покатыми, темными, и весь клочок земли похож на огромную чугунную болванку, глубоко ушедшую в воду, только торчит над поверхностью своей темной грудью.

Чупрахин, поравнявшись со мной, вполголоса говорит:

— Что-нибудь замечаешь? Посмотри, сколько тут наблюдательных пунктов.

Проходим тщательно замаскированные холмики с темными глазницами амбразур, обращенными в сторону Керчи. В одном месте откуда-то из-под земли появляется лейтенант с артиллерийскими эмблемами на петлицах. Он подходит к Шатрову, докладывает:

— Лейтенант Замков, старший передового артиллерийского наблюдательного пункта.

Опускаемся в небольшое углубление, прикрытое со стороны моря уплотненной подковообразной насыпью.

— Слушаю. — Шатров закуривает.

Замков, с широкими плечами и совсем короткими ногами, обутыми в хромовые, до блеска начищенные сапоги, разворачивает зеленоватую карту и неожиданно детским голосом докладывает:

— Сегодня в районе Еникале никакого движения не обнаружено. Уснули, что ли? Или чувствуют, что за ними наблюдают? Смотрим, смотрим, ну хотя бы один показался. Взять бы да и трахнуть из тяжелого дивизиона — зашевелились бы.

Шатров гасит папиросу о припудренную инеем землю:

— Дайте вашу карту.

С минуту он рассматривает какие-то непонятные для нас условные знаки, окаймляющие изогнутую линию берега. Лицо его хмурится, а шрам совсем подступает к уголку рта.

— Какое задание на сегодня?

— Наблюдать за берегом, засекать огневые точки.

— А вчера что делали?

— То же самое.

— Глубину полуострова изучаете? Командир полка рассказывал вам о промежуточных рубежах? Нет? Плохо. Вы что же, думаете только о высадке на берег? Нет, милейший лейтенант, высадиться на берег — это полдела; главное — удержать плацдарм, развить успех. А для этого надо хорошо знать, что делается в глубине обороны противника.

— Но я в этом не виноват, товарищ подполковник, — оправдывается Замков. Его молодые, не по лицу большие глаза часто моргают. Видимо, ему неловко выслушивать упреки подполковника в присутствии нас, рядовых бойцов. Об этом догадывается и Шатров.

— Хорошо, хорошо, знаю, что вы не виноваты. Это я так, авансом, лейтенант, на будущее пожурил вас. — И, несколько подумав, продолжает: — Наш десант — дело нешуточное, товарищи. Таких десантов, как наш, и в такой сложной обстановке, кажется, еще никто не высаживал. Надо все взвесить, ко всему быть готовыми… Пошли, товарищи. А командиру, Замков, все же передайте мои слова, — уже выйдя из укрытия, напоминает Шатров лейтенанту.

Передовой наблюдательный пункт — это квадратная землянка, обитая досками, пахнущими смолой. Посередине стол, на котором полевой телефон, конторская книга и большой жестяной чайник с водой. В потолке дыра, в которую пропущена труба перископа, а в стене узкая амбразура. Это помещение куда уютнее нашей землянки с вечными испарениями от портянок и обуви.

— Добро. Что в матросском кубрике, — довольный порядком, определяет Чупрахин.

Пользуясь тем, что Шатров задержался наверху, Кувалдин с видом знатока поясняет:

— По всем признакам, мы попали на наблюдательный пункт самого командира дивизии. Надо это иметь в виду, вести себя прилично…

— Не дети, без напоминаний соображаем, — парирует Иван, беря со стола бинокль и устраиваясь у амбразуры.

Входит Шатров. Заметив Чупрахина с биноклем, он ледяным голосом говорит:

— Между прочим, войсковой разведчик отличается от остальных бойцов высокой дисциплинированностью и выдержкой. Положите прибор на место!

— Есть! — быстро отзывается Иван и вытягивается перед подполковником в струнку, но выражение лица остается прежним: вот-вот он произнесет то, от чего самая строгая душа отойдет, потеплеет.

Шатров проходит к столу:

— Прошу слушать внимательно. Вот журнал наблюдения, — берет он со стола серую книгу. — Здесь есть графы: первая графа — в ней отмечается время обнаружения объекта, вторая графа — район, место обнаружения объекта, третья — что конкретно замечено: живая сила, огневая точка или транспорт, и четвертая графа — выводы наблюдателя, ваши предположения и заключения. Ясно? Какие будут вопросы? Нет? Прошу посмотреть журнал.

Склоняемся над книгой, листаем и искоса посматриваем на Шатрова, стоящего у стереотрубы.

— С оптическими приборами умеете обращаться?

— Изучали, — хором отвечаем Шатрову. — Командир показывал.

— Хорошо. Вы, товарищ Кувалдин, наблюдайте в стереотрубу. Объект наблюдения — южная часть крепости Еникале. Вы, товарищ Чупрахин, — в бинокль через амбразуру, объект наблюдения — северная часть крепости. Журнал ведет Самбуров. Обо всем замеченном докладывайте Самбурову. Вот вам часы, — он подает их мне и распоряжается: — По местам!

Взяв в руки карандаш, склоняюсь над раскрытым журналом. Наступает глухая тишина. Тиканье часов превращается в наковальный звон. «Так-так, так-так» — ритмично, без малейшей фальши отбивает секундная стрелка. Шевелится и кряхтит Чупрахин. Кувалдин неподвижен, словно превратился в неодушевленный предмет. Шатров, зажав в зубах трубку и заложив руки за спину, ходит из угла в угол.

— Время! — пушечным выстрелом гремит Кувалдин.

От неожиданности подпрыгиваю, дрожащей рукой стараюсь попасть в нужную графу, докладываю:

— Десять часов тридцать пять минут.

— Южнее поселка тридцать метров, — продолжает Егор, — группа солдат во главе с офицером. Производят оборонительные работы.

Подполковник выхватывает изо рта трубку и, оттолкнув Кувалдина, припадает к окуляру стереотрубы. Минуту он топчется на месте, потом уступает место Егору:

— Продолжай наблюдать, начало хорошее. — И подходит ко мне: — Записали? Четче ведите журнал, не торопитесь. Вот резинка, лучше напишите время.

Он садится у входа. Вновь наступает тишина. Но теперь она уже не томительная, какой казалась в начале работы. И журнал кажется не таким сложным. Теперь даже можно немного помечтать. Сколько сейчас таких, как мы, наблюдают за противником! День и ночь непрерывно они следят за врагом, регистрируют малейшее движение, замеченное на той стороне. И все это где-то в большом штабе суммируется, обобщается, наносится на карты, делаются выводы, предположения, намечаются планы. Сколько людей готовят эту трудную десантную операцию! И в Москве, наверное, сейчас кто-то занят, нашим делом: может быть, так же вот, как и мы тут, ночи не спит — думает, планирует, с тревогой и надеждой дает указания, получает сведения с южного крыла гигантского фронта.