Алексей Котенев - На Забайкальском фронте [Документальные повести, очерки]

— Как ты думаешь, много ли у князя сил? — спросил Сурэндорж.

— Думаю, много, — не задумываясь, ответил Егоров. — Ведь Дэван бросил свои войска конечно же не для того, чтобы отобрать у нас колодец, а чтобы оборонять Долоннор. Так ведь?

— Ты прав, — согласился Сурэндорж. — Но колодец ему тоже нужен.

Сурэндорж почесал затылок и, наверное, впервые так остро пожалел, как мало осталось сил для обороны. У него были танки. Была и артиллерия, но все пришлось оставить у монастыря Раттай-Сумэ из-за нехватки горючего. Отряд вырвался вперед что называется налегке, лишь затем, чтобы уничтожить отравителей колодцев. А вот теперь предстоит биться с сильным, многочисленным врагом.

— Где сейчас Плиев? — задумчиво спросил Сурэндорж, хотя понимал, что Егоров не мог знать.

— Думаю, что подошел к монастырю.

— Это очень далеко отсюда?

— Да, не близко. Но я надеюсь, генерал сделает все возможное, чтобы помочь нам.

— Помочь! — печально усмехнулся командир эскадрона. — Как можно помочь на таком расстоянии? К тому же его танки без горючего, а кавалерийские эскадроны без воды.

Егоров опустил глаза, потом тряхнул порыжевшим на солнце чубом и весело сказал:

— Есть у нас на Руси хорошая пословица: «Бог не выдаст — свинья не съест».

Сурэндорж пристально посмотрел на своего нухэра и, хлестнув плетью по гребню бархана, со злостью погрозил:

— Ну мы дадим чертей этой свинье!

Они сели на коней, подъехали к позициям минометной роты, потом забрались на песчаный бугор, расположенный к востоку от колодца, и, впившись в окуляры биноклей, стали с нетерпением глядеть в сторону Жэхэ. Медленно тянулись минуты. Порой казалось, что остановилось время, стало в небе солнце в предчувствии беды. В дрожащем мареве ничего не было видно. Линию горизонта застилала прозрачная голубая кисея, похожая на быстро текущую реку.

Сурэндорж опустил бинокль, цветастым платком вытер со лба пот, хотел что-то сказать Егорову, но тот его опередил:

— Сурэн, идут.

Вскинув бинокль, командир эскадрона увидел дымчатую тучу пыли, медленно выползавшую из-за горизонта. Она постепенно росла и ширилась, переливаясь в золотистых лучах солнца. Можно было подумать, что это задымилась степь, раскаленная горячим солнцем.

Нижняя кромка тучи постепенно чернела, потом как будто прорвалась, и на барханы высыпались черные точки, похожие на скопище муравьев.

— Свинья высовывает рыло, — усмехнулся Сурэндорж, не отрываясь от бинокля.

По ширине движущихся колонн и по высоте облака поднятой пыли ему хотелось поточнее определить, какие же силы идут на него, но сделать это было невозможно. Может быть, дивизия, а может, всего-навсего ее передовой отряд, с которым не так трудно рассчитаться.

Через несколько минут на фоне медно-золотистых барханов показались всадники. Рассыпавшись по степи, надвигалась кавалерия князя Дэвана. «Продержаться хотя бы один час», — подумал Сурэндорж, надеясь, что к этому времени к колодцу подтянутся передовые советские части конно-механизированной группы генерала Плиева.

Дэванцы шли на виду, без всякой предосторожности, уверенные, что здесь не должно быть противника. Замерли в окопах цирики, приготовились к бою минометчики. Темно-коричневая лавина подходила все ближе и ближе. И вот наконец приблизилась на расстояние ружейного выстрела.

— Огонь! — скомандовал Сурэндорж, взмахнув рукой.

Затрещали автоматы, заухали минометы, разрывая тишину мертвой пустыни. Огонь был настолько плотным и внезапным, что дэванцы растерялись от неожиданности и, ее принимая боя, повернули вспять, оставляя на песке сбитых всадников.

Первый налет был успешно отражен, но командир эскадрона нисколько не радовался этому. Он знал, главное впереди, и жадно смотрел туда, куда отошел вражеский передовой отряд. А там угрожающе сгущалась мощная темная туча, медленно выплывая из-за горизонта. Командир эскадрона окинул ее ненавистным взглядом и с болью в душе, невысказанной мольбой посмотрел на запад: не покажутся ли там полки генерала Плиева? Но там ничего не было и не могло быть: они находились за десятки километров отсюда.

Заметив, как сильно обеспокоен командир эскадрона, Егоров сказал:

— Не волнуйся, Сурэн. Из этих песков нас сам черт не выбьет. К тому же помни: Исса Александрович Плиев не оставит нас в беде. Уж такой он человек.

Сурэндорж понимал, что Егоров пытается успокоить его, но все-таки ему стало легче. Как бы ни была близка смерть, но колодец надо держать до последнего патрона. Как же русские будут штурмовать Долоннор, если в полках третьи сутки нет ни капли воды, если солдаты выбились из сил, падают лошади и глохнут машины? Нет, эскадрон будет биться до последнего, ляжет мертвым в этих барханах, но удержит колодец до подхода русских.

— Зарядить оружие, приготовить к бою гранаты! — громко крикнул Сурэндорж и посмотрел на восток, откуда надвигалась несметная туча всадников. Лицо у командира эскадрона исказилось от боли, стало пунцовым, покрылось потом. И страдал он больше не оттого, что умрет в этих барханах вместе с эскадроном. Горько было, что примет смерть не от давних непримиримых врагов — японцев, а от чахарских монголов, которых одурачили японские самураи и бросили на своих монгольских братьев.

Смерть приближалась с каждой секундой. Но тут произошло чудо, о котором Сурэндорж будет рассказывать своим детям и внукам до конца жизни. В самую трудную минуту, когда надо было прощаться с белым светом, вдруг загудело небо, будто охваченное нахлынувшей грозой, задрожала потрясенная земля. Откуда же гроза среди ясного дня? Сурэндорж вскинул к небу глаза и увидел над головой краснозвездные самолеты, стремительно летящие прямо на юго-восток.

— Ура-а! — заорал во всю силу Сурэндорж и бросился, как мальчишка, на Егорова, едва не сбив его с ног.

Четверка истребителей вихрем пронеслась над позициями цириков и ринулась на бреющем полете на сгрудившиеся кавалерийские эскадроны князя Дэвана. Били скорострельные пушки, рокотали крупнокалиберные пулеметы, обдавая свинцовым дождем скопища вражеских войск. Потом самолеты взмыли ввысь. За ними тут же прилетела вторая четверка, потом третья, четвертая… Звенья истребителей, нанеся огневой удар, взлетали ввысь и, сделав полукруг, снова обрушивались на врага.

Трудно описать, что творилось в это время в расположении войск князя Дэвана. Обезумевшие от страха кони шарахались в стороны, вскакивали на дыбы и, сбрасывая всадников, опрометью бежали на юго-восток в сторону Жэхэ. В самом центре вражеского стана перепуганные кони сбивались в сплошную плотную массу, кружились тесным клубком, соскочившие всадники пытались укрыться в барханах, но свинцовый ливень всюду доставал их. Это был карающий смерч, от которого нельзя было ни спрятаться в складках барханов, ни убежать в голую степь.