Алексей Котенев - На Забайкальском фронте [Документальные повести, очерки]

Досталось в тот день артиллеристам. Костюков до того устал, что не мог пошевелиться. Сел на лафет завязшего орудия и сказал, тяжело дыша:

— Чего зря мучаемся? Мы же не верблюды. Вот придет трактор и вытащит.

Койшегулов покачал головой и сказал с укоризной:

— Да был однажды такой случай на фронте. Одна батарея тягач поджидала, чтобы вытянуть из болота пушки. А когда тягач пришел — уже вытаскивать некого было. Да я же вам рассказывал. Ну и память у вас!

Костюков опустил голову — застыдился оттого, что так скоро забыл про печальный случай, о котором рассказывал сержант во время зимнего выезда.

Выбравшись из вязкой поймы, дивизион направился длинной колонной к полигону. Лошади тянули по скользкой дороге вымазанные в грязи орудия, по обочине шагали артиллеристы из взводов управления. Навстречу дул сильный порывистый ветер, трепал мокрые полы солдатских шинелей, шумел в придорожных кустах. Иногда кто-нибудь отставал, но, почувствовав на себе строгий взгляд командира, ускорял шаг, догонял товарищей.

Объезжая на коне растянувшуюся колонну, майор Кулиш вдруг увидел странную картину. Рослый краснощекий солдат Прокопьев шел почему-то без карабина и вещевого мешка, а шагавший с ним рядом Костюков нес два карабина. «Взаимная выручка. Заботу проявляет», — догадался майор и едва заметно улыбнулся. Давно ли самого Костюкова тянули на буксире… И вот он уже сам выручает товарища.

Майор всячески воспитывал и поощрял у подчиненных чувство взаимной выручки, но при этом всегда предостерегал от крайностей, чтобы выручка не переходила в излишнюю опеку, которая губит солдата, подрывает в нем веру в собственные силы. Нужна ли сейчас выручка красноармейцу Прокопьеву?

Прокопьев в дивизион пришел недавно. До этого служил ездовым в хозяйственном взводе, частенько отрывался от подразделения, и это чувствовалось теперь на каждом шагу, в каждом его поступке. Подозвав к себе и «шефа» и «подшефного», Кулиш спросил:

— Зачем это понадобилось?

— Он устал. По фронтовому закону… — начал объяснять Костюков.

— В этом нет никакой нужды. Зачем вы унижаете товарища? Он сам способен гору свернуть.

Костюков передал Прокопьеву его ношу, и они направились к колонне. Глядя им вслед, майор ободряюще крикнул:

— Шире шаг!

К полудню дивизион прибыл на полигон. Заработали саперные лопаты. Надо было скорее оборудовать огневые позиции, вырыть окопы для укрытия. Костюков настойчиво долбил каменистый грунт, выбрасывая на поверхность комья земли и тяжелые серые камни. Лицо у него покрылось потом. Ему хотелось быстрее всех вырыть окоп, по чем глубже он копал, тем больше уставал. Грунт становился все тверже и тверже. А тут еще надоедливый ветер слепил глаза, бросал в лицо землю.

Когда огневые позиции были полностью оборудованы, сделали перекур. Во время разговора наводчик Дутов мечтательно сказал:

— Отдохнуть бы теперь, ребята, минут сто двадцать, а то и все триста шестьдесят. Ведь стрельба требует твердой руки, верного глаза. А мы все трясемся с устатку, как в лихоманке. Откуда взять точность?

— Хорошее пожелание! — поддержал его появившийся у орудия майор Кулиш. — Но вот в чем загвоздка: на войне стреляют не всегда, когда захочется, а тогда, когда надо. Ясно? — иронически спросил он и, согнав с лица приметную улыбку, громко скомандовал: — По местам! Приготовиться к стрельбам!

Дивизион майора Кулиша получил на стрельбах отличную оценку.

К Октябрьским праздникам красноармеец Владимир Костюков уже стал круглым отличником боевой и политической подготовки. Его сфотографировали у развернутого Знамени полка. Вручив на память солдату карточку, командир сказал:

— Пошлите ее отцу. Пусть порадуется гвардеец!

Он пожал воину сильную жилистую руку, с гордостью оглядел его. Это был уже не тот сутулый бледнолицый юноша, что докладывал ему когда-то о прибытии в дивизион. Перед майором стоял стройный, подтянутый солдат с широкой грудью и округленными плечами, в которых чувствовались сила и ловкость. От его смуглого, обветренного лица веяло здоровьем, энергией. Именно таким хотел видеть майор наследника боевой славы, ведя его твердой рукой через все заторы нелегкой солдатской жизни.

Эту белокурую ясноглазую девушку в авиационном полку называли Уралочкой, потому что приехала она сюда из уральского городка. Она была самой веселой летчицей во всей эскадрилье. Даже в очень трудные минуты не падала духом, ободряла подруг:

— Не горюйте, девчонки. Придет и на нашу улицу праздник. Закончится война, снимем мы кирзовые сапоги и наденем самые модные туфли, сбросим куртки и комбинезоны и нарядимся в длинные-предлинные платья. Ох и потанцуем в честь нашей победы! Небу будет жарко!

Хорошо воевала Уралочка, заслужила несколько государственных наград. А потом случилась беда. Эскадрилья бомбила железнодорожный узел и попала под огонь фашистских зениток. Загорелся бензиновый бак, зачадил комбинезон. Раздуваемое ветром пламя обжигало руки, лицо. Самолет с трудом дотянул до леса. Обожженная, израненная летчица, к великому счастью, попала в партизанский лагерь. Оттуда ее переправили на Большую землю.

В военном госпитале объявили суровый приговор: небо для нее закрыто навсегда. Вместо штурвала — костыли. Холодной зимой приехала она в свой городок, в родительский дом. «Что теперь делать? Как мстить за исковерканную жизнь, за погубленную молодость?» — раздумывала она длинными зимними ночами, обливая слезами подушку.

И она нашла способ мстить врагам: пошла на военный завод делать оружие для фронта. Когда позволяло время, писала короткие записки и вкладывала их в магазины автоматов. В этих записках она призывала бойцов беспощадно громить захватчиков, очищать нашу землю от фашистской чумы.

Один из таких автоматов с запиской-наказом попал в забайкальский приграничный полк, в роту связи. Записку обнаружил при осмотре нового, только что поступившего оружия старшина роты Федосий Бандура и отнес вместе с автоматом в ротную канцелярию, где в это время находились командир роты капитан Дроботов и замполит лейтенант Ивушкин. Прочитав записку, они решили ознакомить с нею всю роту и послать ответное письмо на военный завод. Потом стали обсуждать, кому же вручить это, можно сказать, именное почетное оружие.

— Я предлагаю вручить автомат лучшему отличнику роты ефрейтору Гудову, — сказал старшина. — Достоин по всем статьям.