Огненные фарватеры

Начальник штаба подумал и сказал:

— Правильная мысль! Я считаю, что только таким способом мы сможем столкнуть дело с мертвой точки. Сегодня мы навязали немцам режим работы: мы тралим днем, они ночью ставят. Немцев такой режим устраивает, они его приняли. Более того, втянулись мы, втянулись они. Теперь надо сбить привычный ритм. Правильно! Идем, доложим вместе…

Все прошло отлично — командиру соединения мысль понравилась. Штаб, не откладывая, положил решение в документы и на карты, — все складывалось как нельзя лучше…

Потом комдив Пахальчук смеялся:

— Несколько дней назад пришли утречком в район, а на нашей торцовой вехе, на южной границе фарватера, висит нормальный дорожный знак «проезд закрыт». Нет, не морской — обычный «кирпич»… Поняли, фашист решил поизощряться в остроумии. Видать, всерьез уверовал в то, что с его минным полем нам ни в жизнь не справиться. Тем лучше, — он повторил эти слова: — Тем лучше, черт побери: теперь мы им этот «кирпич» перечеркнем!

И надо же было случиться вот этому ветру!

Все подготовлено к «тралению наоборот», и тут — стоп! Из-за погоды, а еще говорят, что человек — хозяин природы… ЗИСы в такую погоду в море послать — только погубить: зальет и утонут. Да и более крупным тральщикам работать в такую волну, мягко говоря, сложно. А тут еще «ловушки».

А вот самолетам противника — самое то, как говорится: как раз в такую погоду им только и делать, что неконтактные мины с неба на парашютах спускать.

Усилить заграждение. Уплотнить.

Ну что же, будем ждать! Не сегодня — так завтра…

Штормило. Волны накатывались на открытый рейд Лавенсари, и корабли словно кланялись им. Наш БМО-531 стоял на бочке. После вечернего чая я и Володя Горбатев решили сходить в носовой кубрик, навестить нашего друга Митю Саенко. На палубе завывал ветер, сек противный холодный дождь. Мы поспешили, как могли, и через минуту уже нырнули в люк, спустились в кубрик.

— Привет мотористам! — раздалось откуда-то из угла. — А кореш-то ваш на вахте…

— Где? — спросил Володя.

— Сейчас услышите.

И, точно по команде, раздался легкий удар по палубе, и сразу же посыпалась дробь чечетки.

— «С берез не слышен»? — узнал я голос старшины 2-й статьи Павла Амеличева, командира отделения сигнальщиков.

— Угадал.

— Ну что стоите, юнги? Концерт только начинается, давайте, присаживайтесь, — предложил Павел. — Вон ваш друг слушает, Вольт. — Так на катере звали юнгу-электрика Володю Володькова.

Но послушать концерт нам не удалось: по всем кубрикам прозвучала трель колоколов громкого боя.

— Боевая тревога, корабль экстренно к бою и походу приготовить!

Мы с Володей бросились по трапу наверх и уже через минуту стояли у своих двигателей, готовили их к запуску. А еще через минуту-другую уже докладывали своему старшине Федору Шелковникову обо всем, что в таких случаях полагается…

Звякнули машинные телеграфы: «Товсь!» И почти тотчас команда: «Вперед, малый». Я нажал рукоятку реверса… И тут раздался какой-то непонятный грохот, и катер затрясло. Я тут же вернул реверс в нейтральное положение, но было поздно. Правый винт что-то царапнуло. Шелковников, обычно веселый и жизнерадостный, вдруг выругался, не к месту вспомнил, что послезавтра в дозор.

Через несколько минут в моторный отсек прибежал мичман Степан Гайдай. Он приказал Шелковникову отправить нас на палубу, помогать верхней команде.

— Здесь сами останемся, — сказал он Феде.

Потрудились мы немало, но успешно: сняли катер с камней, изо всех сил упираясь в грунт футштоками и отпорными крюками, запустили «канитель» и отошли от опасного места. С рассветом катер подняли на стенку.

Работы оказалось немного, и уже после обеда МБО-531 снова покачивался на воде, пополнялся всем, чем положено, запасами топлива. Экипаж готовился к заступлению в дозор.

Около шести часов вечера дежурный по кораблю объявил «большой сбор». На ют пришел капитан-лейтенант Алексей Беребера. Усталое лицо, опущенные плечи. Даже мичманка сидела на его голове не столь фасонисто, как обычно. Чувствовалось — командир чем-то недоволен.

— Вот что значит потерять бдительность. Юнга Саенко до того увлекся танцами, что не углядел, как оборвался швартов, заведенный на бочку. А когда увидел, что нас песет на каменную гряду, было уже поздно. Говорю об этом потому, что завтра катер уходит в дозор, где от каждого из нас потребуется двойная бдительность. Вражеские подводные лодки охотятся не только за крупными кораблями, но и за катерами.

Остров Нерва расположен на полпути между Лавенсари и северным берегом Финского залива. У острова — линия парного дозора. Сентябрьское море усердно качало нас на этой самой линии восемь суток подряд, не давая никакого продыха. Все не просто устали — измучились от качки. БМО корабль невелик, его по только качает море, но и заливает холодной соленой водой. В любой момент можно ожидать встречи с врагом. Вот почему экипаж в одежде, штормовках и капковых бушлатах. И конечно, в сапогах. Разуться нельзя, а сапожищи оттягивают ноги так, что они, того и гляди, отвалятся.

На девятые сутки море успокоилось, и нам представилась возможность впервые нормально поесть и немного отдохнуть. Но отдых получился, на удивление, коротким. Едва я смежил веки, как раздался сигнал боевой тревоги, прозвучала команда: «Атака подводной лодки глубинными бомбами!» Отдыхали мы с Володей Горбашевым в моторном отсеке, на кошме — вскочить на ноги было делом секундным. Запустить двигатель — дело привычное. Катер взял с места самый полный и резко накренился на борт на крутом повороте. Менее чем через полминуты мы услыхали характерный мощный удар в корпус катера, грохот разрыва одной БГБ — большой глубинной бомбы, второй, третьей…

Как потом рассказывал мичман Гайдай, получилось здорово. Во-первых, в зыбком полусвете наступающих вечерних сумерек командир отделения сигнальщиков старшина 2-й статьи Павел Амеличев обнаружил след торпеды, шедший в сторону БМО-531. Он тут же доложил об этом капитан-лейтенанту Беребере, который сидел в рубочном люке. Но еще один человек увидел след. Это был наш командир отделения Федя Шелковников. А кроме того, услышав, что сигнальщик докладывает об обнаруженной торпеде командиру катера, Шелковников прыгнул в машинный люк, поднял нас, и корабль вовремя дал ход. Короче говоря, торпеда прошла мимо БМО-531. И тогда настала наша очередь бить врага!

Буржуазный историк Ю. Майстер в книге «Война на море в восточно-европейских водах в 1941–1945 годах» так определяет низкую эффективность немецких подводных лодок: «Из-за отсутствия выгодных целей немецко-финская подводная война в 1944 году большого успеха не имела и едва ли могла повлиять на общую обстановку. Русская противолодочная оборона была агрессивной, но не очень искусной». Советский ученый — доктор исторических наук, капитан 1-го ранга А. В. Басов присоединяется к первому выводу: действительно, немецкие подводные лодки на обстановку в Финском заливе, а затем и в Балтийском море не оказали существенного влияния. Однако не из-за «отсутствия выгодных целей» — в 1941 и 1944 годах по Финскому заливу плавали сотни транспортов. Причины, утверждает А. В. Басов, кроются в другом. Во-первых, в малой эффективности действия фашистских подводных лодок в стесненных мелководных районах. Во-вторых, противолодочная оборона КБФ была не только агрессивной, но и достаточно искусной в массировании противолодочных средств на решающих направлениях.