Огненные фарватеры

КБФ выполнил задачу по обеспечению морских перевозок и выводу в море подводных лодок… Флот начал войну, имея в своем составе 17 «малых охотников», а к концу их было 138. Массовое использование катеров, самолетов, мин и береговых средств позволило флоту организовать в своей операционной зоне действенную борьбу с подводными лодками противника…

Ранним сентябрьским утром меня вызвал к себе командир ОВРа капитан 1-го ранга Абрам Михайлович Богданович.

— Собираемся, — сказал он. — Через три часа идем в Выборгский залив, чтобы определиться, как лучшим образом привести в Кронштадт немецкую подводную лодку. ЭПРОН [9] ЭПРОН — экспедиция подводных работ особого назначения, занималась подъемом затонувших судов и аварийно-спасательными работами на море. поднял ее.

— Когда же они успели?

— Успели. И сейчас лодка находится под водой и подвешена в таком положении к понтонам, чтобы ее не видно было, — враг-то рядом! И имей в виду: в таком состоянии осадка лодки примерно девять с половиной метров.

Я ахнул: девять с половиной! Это многовато.

— Деваться некуда, штурман. Используем наиболее приглубью места. Готовься!

— Но как же мы ее потащим, если на фарватере в некоторых местах лишь девять метров, а приглубые места надо знать каждую данную секунду, — пытался было я возразить, хотя понимал, полемика здесь бесполезна. Есть приказ, и его необходимо выполнять.

Расстроился вторично, когда узнал, что для буксировки лодки назначен спасатель «Сирена», на котором не была определена и уничтожена девиация магнитного компаса, не уточнена поправка лага. Вот уж, поистине, одна беда не ходит…

До ухода на «Сирену» я по навигационным картам подновил в памяти район предстоящей работы. Выходило, что самое сложное место — пролив Бьеркезунд. Глубины на пределе возможного, но, к моей радости, оказалось, что маяки и другие береговые огни работают. При аховом состоянии навигационных приборов «Сирены» это было очень важно. Фарватеры, по которым предстояло буксировать лодку, были узки и проложены среди минных полей.

И вот мы с Богдановичем на спасателе. Беседуем с командиром. Он рассказывает нам, что имеет богатый опыт по буксировке морем, а поэтому считает, что тащить подводную лодку, подвешенную на понтонах, по таким фарватерам можно только на коротком тросе. Но от этого компас будет давать определенную ошибку.

— Как говорится, «показывать погоду», — мрачно заметил Богданович.

Позднее мы убедились в том, что ошибка эта на отдельных курсах составляла до 30 градусов. При этом надо учесть, что вокруг стояли мины и фарватер сужался местами до мили. Но это — потом. Пока же высказывались предположения, что ошибка будет, и изыскивались методы решения задачи: что делать, чтобы не залезть на мины?

Я знал, что командир ОВРа верит в меня, и это придавало сил. По пути в Выборгский залив постарался внимательно изучить состояние навигационной обстановки на данный момент. Где и какие выставлены буи и вехи, если имеются огни, работают ли они. На Кронштадтских створах, потолковав с командиром «Сирены», мы проверили девиацию компасов на курсах, какими предстояло идти с лодкой на буксире. Постепенно складывался план навигационного решения задачи.

И вот спасатель в заданном районе. Мы приближаемся к лодке. Стою у компаса, наблюдаю его поведение и вижу, как он чутко реагирует на металл. Уже почти стемнело, но видимость довольно приличная. Маяки и огни береговых знаков просматриваются и пеленгуются хорошо.

Однако спокойствия нет. Следует окончательно решить, каким же способом определять свое место на узком фарватере. И хотя в уме давно уже сложилось представление, как все должно происходить, я не имел права не выслушать командира корабля, его помощника, штурмана и еще нескольких офицеров, сопровождавших нас в этом походе. Предложений оказалось много. Но запомнилось одно, пожалуй, более всего своим замысловатым названием. Кто-то предложил «гнать штаны ошибок». Все улыбнулись такому названию, взятому из анналов штурманов торгового флота. Суть его заключалась в том, что каждый из взятых пеленгов исправляют солидной поправкой компаса, но каждый раз взятой с различным знаком — плюсом или минусом. В результате получалось, что вместо линии курса судна вырисовывалась полоса движения шириной в несколько миль. Эту полосу, так называемые «штаны ошибок», следовало вгонять в границы фарватера.

— Интересно, — сказал зашедший в ходовую рубку Богданович. — Но для создавшейся ситуации требуется не клеш двадцатых годов, а скорее всего дудочки, узкие, как кран водопроводный, учтите это, — и, сделав знак не вставать, ушел из рубки так же тихо, как вошел в нее.

Если взять три пеленга на одном из курсов судна, которые содержат хотя и большую, но одинаковую ошибку, то их можно привести к двум углам, позволяющим иметь точное место и определить поправку компаса на данном курсе. Это знают все штурмана. Мы приняли решение работать этим способом.

Не стану вдаваться в подробности, но скажу, что корабли очень медленно, зато уверенно шли в узком коридоре протраленной полосы. Я стоял у штурманского стола, вел расчеты по только что снятым пеленгам.

— Как дела? — подошел Богданович.

— Все в порядке, товарищ капитан первого ранга. А вот и наше местечко, — показал ему точку на карте.

Иногда спасатель на какое-то мгновение стопорил ход, хотя машины его продолжали работать с полной нагрузкой. Это лодка в очередной раз задевала за грунт. И снова командир ОВРа оказывался у штурманского стола, в глазах его светился немой вопрос: не сошли ли с фарватера? Я понимал волнение Богдановича и командира спасателя, всех, кто находился на мостике. Конечно, я тоже волновался, но вида не подавал.

Если бы кто тогда знал, чего мне это стоило. Ведь скорость наша составляла не более пяти узлов, и времени на эмоции вполне хватало. Наконец, наступил рассвет, и на душе стало легче. Караван подходил к Кронштадтским створам.

В Кронштадте подводную лодку У-250 сразу же поставили в док. После того как из нее стекла вода, были убраны трупы подводников, командование обследовало отсеки. На борту этой подводной лодки было обнаружено восемь электроторпед, три из которых акустические, новейшего и неизвестного до того образца. Были найдены и другие новинки. Подводная лодка У-250 действительно представляла собой корабль последней модификации.

Поздней осенью 1944 года в Кронштадте был сформирован большой конвой, состоявший из нескольких десятков боевых кораблей, транспортов и барж, которые должны были доставить вооружение, материальную часть, а также личный состав во вновь организуемую военно-морскую базу Порккала-Удд.