Василь Быков - Повести о войне

— Есть.

Кулагин подошел к одному окну, другому, распахнул рамы, опустил покрашенные в черное бумажные шторы.

Не торопясь, все стали рассаживаться. Зазуммерил полевой телефон, стоявший на столе у дальнего окна. Кулагин снял трубку:

— Да… Что?.. Плохо слышу… Кто говорит? Двадцать второй говорит… Что?.. Не понимаю… Связь… Связь… Двадцать третьего дать?.. Что?.. Очень важно?.. — Кулагин повернулся ко мне, — тебя…

Я взял трубку:

— Двадцать третий на проводе…

После грозы слышимость была плохая, и до меня сквозь треск донеслось:

«Пе-ре-булся».

— Кто переобулся? Связь… Связь… Ничего не понимаю.

Теперь донеслось:

«Пе-ре-рнулся».

— Кто перевернулся? Что за связь, черт возьми! Телефонист, повторите.

— Какой-то Перебеев вернулся.

— Перебреев! — я чуть не задохнулся от радости. — Спросите, — прокричал я в трубку телефонисту, — один вернулся или с товарищами?!

В эту минуту треск уменьшился, и я услыхал голос Гудковского:

— Никонов и Петров там. Ну, куда мы их проводили.

— Что значит «там»? Живы или нет?

— Да. Они там, на той стороне. И с тем, с кем надо. Перебреев просит помочь перебросить их всех сюда…

— Ну…

— Я выделил троих. Уже отбыли туда.

— Немедленно свяжись с самоварщиками, — так для маскировки мы называли артиллеристов. — Пусть в случае чего прикроют их отход. Позвони к Шаламову и к соседу слева. Предупреди. Пусть тоже будут наготове… Бери мою эмку и дуй к Донцу. Сам проследи за переправой. Еще вот что. Немедленно доложи двадцать первому.

Похоже было, что судьба вновь балует меня. Но нет, нельзя забегать вперед событий. Мало ли что может произойти при переправе.

— Что, вернулись? — спросил меня Кулагин.

— Не совсем.

— Как так «не совсем»?

— Пока на том берегу. В плавнях.

— А пленного… Захватили?

— Да.

— Ну, Вересков…

— Все это хорошо, — сказал председатель. — Однако время позднее. Давайте приступать к работе.

— Позвольте, — удивился Кулагин, — но ведь вы же слышали…

— Ну и что?

— Как что?.. Ведь вернулись.

— Мы обсуждаем факт нарушения приказа. Разве вам непонятно?

— Товарищ полковник, но нельзя же так формально. Изменились обстоятельства.

— Свое особое мнение вы можете доложить по инстанции. А сейчас…

— Я тоже полагаю, что изменились обстоятельства, — невозмутимо прогудел хмурый полковник, ни разу не обронивший слова с тех пор, как он задал мне несколько вопросов. — Приказ выполнен. Это, конечно, не снимает вины, но несколько ее смягчает.

Опять зазуммерил телефон. Кулагин подошел к аппарату:

— Двадцать второй слушает… Да, уже знаем… Нет, продолжает работу… Я уже это говорил, товарищ двадцать первый… Не согласились… Есть. — Кулагин повернулся к председателю. — Вас просит командир дивизии, генерал Журавленко.

Председатель, не спеша, встал, подошел к телефону.

— Какие у него позывные? — спросил он у Кулагина.

— Двадцать первый.

— Слушаю вас, товарищ двадцать первый… Но, товарищ двадцать первый… Мы имеем указание… Хорошо.

Председатель постоял, мрачно посмотрел себе под ноги и двинулся к своему месту, но не сел:

— Товарищи, — сказал он, ни на кого не глядя, — по настоянию командира дивизии генерал-майора Журавленко наша комиссия прерывает свою работу. Заседание мы возобновим завтра, здесь, в двенадцать часов дня. А пока — все свободны.

Вернувшись в свою землянку, я сразу кинулся к телефону. На НП нашего левофлангового батальона разыскал Гудковского. Новостей у него не было. Я соединился с артиллеристами и Шаламовым — проверил их готовность помочь разведчикам. Теперь оставалось только ждать. Медленно, ой, как медленно тянулись эти последние минуты. Я выходил из блиндажа, вслушивался в ночную тишину. Редко капало с деревьев. По дну балки еще журчало. Пахло теплой влажной землей и лесной свежестью. Где-то справа раздавались орудийные выстрелы. Звук был глухой, будто за забором в соседнем дворе выбивали пыль из пуховой перины. Далеко-далеко сработал «ванюша» — немецкий шестиствольный миномет. Сейчас, издали, его надрывно-истошное завывание было похоже на мирное поскрипыванье колодезного ворота. И сразу же будто посыпался горох — заколотили мины. Рядом в кустарнике, должно быть со сна, жалобно пискнула какая-то пичуга. Ничего интересного для себя, хоть отдаленно связанного с переправой группы Петрова, я не мог уловить. Чего они мешкают? Нетерпеливо поглядывал на часы. Скорей же, скорей! Но фосфоресцирующие стрелки часов, казалось, не двигались с места. Наконец тренькнул телефон: группа Петрова вместе с пленным и помогавшими ей дивизионными разведчиками была уже на нашем берегу.

Несколько минут я сидел неподвижно. Напряжение куда-то ушло. Но в голове, как ни странно, была не радость, а пустота. Ничего, кроме усталости и тупого безразличия. Я сидел расслабившись, ворот кителя расстегнут, голова упала на плечо, глаза закрыты, ноги вытянуты, и просто отдыхал. Это было какое-то минутное полузабытье. Затем встряхнулся с силой, чтобы почувствовать каждый мускул, распрямил спину, встал. Несколько раз энергично, до хруста, согнул и разогнул руки. И постепенно, будто открылся какой-то кран, в меня начала опять вливаться жизнь. Резко крутанув ручку телефона, вызвал Журавленко. Он, конечно, ждал этого звонка. Я доложил ему об успешном окончании операции.

— В сорочке ты родился, — сказал он. — В шелковой. Знаешь, что тебе грозит?.. Теперь хоть какой-то шанс есть все уладить.

Мне ли было не знать, что надо мной нависло? Но сейчас, непонятно почему, я ничуть не беспокоился о своей дальнейшей судьбе. Меня распирала радость. Мне не терпелось увидеть группу Петрова. Чтоб до их прихода чем-то себя занять, присел к столу, развернул карту… Очнулся от шепота. Кто-то кого-то убеждал:

— Обождите хоть полчаса. Полковник уж какую ночь не спит. Сморило его.

Вскочил. В дверях — Гудковский, перед ним — Сеня.

— Давно приехали?

— Да только что.

— Остальные где?

— В нашем блиндаже.

Плеснул себе в лицо холодной воды, вытерся вафельным полотенцем и поспешил в разведотдел.

Увидев меня, Петров, Никонов, Перебреев, а вслед за ними и забившийся в угол пленный, поднялись. Петров скомандовал «сми-и-рна!» и, сделав маленький шажок вперед, вытянул руки по швам и отрапортовал:

— Товарищ полковник, посланная вами группа задание выполнила. Язык взят. Потерь нет. Докладывает, — он, видимо, по старой привычке хотел сказать майор, но спохватился и чуть тише сказал, — солдат штрафной роты Петров.

— Молодцы!

— Служим Советскому Союзу! — за троих ответил Петров.